Дмитрий Сенчаков - Сказ о том, как инвалид в аптеку ходил

пока А. Б. будет беспомощно убиваться об нём.

— Так, а что ж ты сам, мил человек, кредит не возьмёшь?

— Не-е, сам я не могу. Я не дружу с кредитной историей. А она — дама сурьёзная. Ежели дружбы с ней не вышло, пролетаешь, старик, мимо кредитов, как фланец над Коктеблём.

Завернули в банк. Улыбнулась им девица молочная с косой русой. В белой накрахмаленной сорочке с погончиками.

— Меня зовут Надежда. Банк «Русский Стандарт».

Уставился Авокадиков на её русский стандарт. Глаз не оторвать: пятый номер! Выпяченный вперёд, как на горельефах на ВДНХ, куда его, прыщавого ещё подростка, однажды возила в каникулы мамаша. И они, объёмные горельефы эти, запомнились юному Птере куда больше, чем рубиновые звёзды на кремлёвских башнях и стереофильм в красно-синих очках на Новом Арбате.

Радим Силантьевич надумал взять в кредит тысячу рублей. И на таблетки хватит, и на пиво останется. Но Птерька красочно расписал старику перспективы, и убедил того не мелочиться и брать тридцатку. Надежда со стандартом розовощёко улыбалась и всячески способствовала деловой атмосфере. Авокадиков аж вспотел. Ух, как ему хотелось просочиться за её вертлявый стул и обоять девицу сзади!

Пожевал Радим Силантьевич желваками по углам квадратной челюсти своей и заказал в кредит аж двадцать пять тыщ! У самого от наглости такой взъёкнуло в солнечном сплетении или где-то рядом. Качнулась деревянная столешница. В ушах запилили скрипочки. Догадался Радим Силантьевич, что подпрыгнуло давление. Но как-то не так, как бывало раньше. А весело, с молодецкой удалью и ухарством!

По ту сторону приветливого банковского стекла улыбался во всю ширь собачьей морды дружбан Рыжелье.

— Ну что, пошли сперва купим таблетки? — Радим Силантьевич вовсе не утратил силу разума своего, не смотря на введённые перорально двести пятьдесят грамм отборной дезинфекции.

Простая мысль сия вогнала Птерю Авокадикова в сущее уныние.

— Старик… Ну, погоди ты со своими скучными таблетками. Никуда оне от тебя не денутся. Аптека до восьми. И до неё полквартала. Стекляшка же вот она: соседняя дверь. И там, ты только вообрази, нас ждёт надутый баклажан пивка! Когда ты крайний раз вкушал пиво? Поди, в прошлом веке? Можешь не вспоминать… — крутнул зенками Авокадиков, прошёлся по портфолио Радима Силантича, не понравилось ему в этот раз: — Ну что ты навалился на костыли свои, как глиняная свистуля? Расправь грудь, раззуди плечи, ты же Аполлон Зевсович… Э-эх, мать твою, забыл фамилию…

— Порожшков…

— Чё? Да не твою… Бога хреческого… В пятом классе проходили.

Делать нечего, приняли пивка. Радим Силантич ворчал лишь для проформы. Душа его отогревалась после многолетнего стариковского анабиоза. Адреналин, словно дефибриллятор, методично запускал утраченный жизненный драйв.

Засим оформили и второй баклажанчик. На этот раз пивка нефильтрованного. У Птерьки губа не дура: изыски ему подавай, всякий смак.

— Не могу, — говорит, — всё время по одним и тем же вкусовым рецепторам вдаривать, тонкая система моего жизнеобеспечивания разнообразия требует.

Замахнулись на третий баклажан: портер.

— Ща, погоди, давай Криську вызвоним. Такси ей оплатим. Йеп! Такая краля! Прима! Тебе, старику, и не снилась. Как у тебя с этим делом? Не очень? Ну, хоть пообнимаешься с красивой женщиной. Выслушает тебя, душу заблудшую, приголубит, пока я ея обработаю.

Вернулся Птеря в стекляшку с деньгами Радима Силантьевича. Распорядился теми по-хозяйски: затарил пять баклажанов пива, водочки, бутыль шампанского «Асти» и пачку контрафактного «Вог» с ментолом для Криськи, презервативы «Дюрекс» и коробку зефира с собачьим именем «Шармэль».

Потащил инвалида через дорогу напротив, на стоянку частников. Кто ж не знает Авокадикова и его способностей втираться своим в доску ко всем и к каждому? Угрюмый частник на «Волге» бесплатно доставил «мальчиков» с джентльменским набором, включая деревянные костыли, к старому вагончику путевого обходчика на окраине станции Путяйск-Маркировочный. Бывшая штаб-квартира Радима Силантьевича, между прочим, где до сих пор хранилась его ухватистая кувалда. А за бричкой, старательно объезжающей ухабы и колдобины, преданно семенил отнюдь не брошенный дружками Рыжелье.

Опёрся Радим Силантич плечами покрепче о костыли, привалился попой к стене для пущей устойчивости, схватился заскорузлыми ладонями за шею любимого рабочего --">