Хуан Филлой - Оп Олооп

Хуан Филлой
Оп Олооп

10.00

Часы пробили десять.

Все приглашения были готовы. Оставалось подписать последний конверт, адресованный Питу Ван Саалу, его самому близкому другу. Но какая-то непреодолимая сила мешала сделать это. Будто свинцовые когтистые лапы стиснули плечи и не позволяли выполнить, что должно.

Поддавшись обволакивающей слабости, он долго сидел, откинув голову на спинку вращающегося кресла. Затем с улыбкой открыл глаза. И медленно, словно пытаясь обмануть усталость, снова склонился к столу. Настороженно оглянулся по сторонам, как человек, который замыслил что-то дурное, и взялся за перо. Но смог вывести только «S» от слова Señor. Тонкую и элегантную «S», похожую на крюк для туш в мясной лавке. И повесил на этот крюк свою бессильную плоть и свою недовольную душу.

Оп Олооп в очередной раз убедился в невозможности предать самого себя. Правило гласило: «ВОСКРЕСЕНЬЕ. ПИСЬМА С СЕМИ ДО ДЕСЯТИ».

Если жизнь — это уравнение, математические рамки становятся непреодолимыми. Он был попросту неспособен на импровизацию за пределами заранее установленных для себя норм, даже на ничтожнейший графический экспромт, состоявший в том, чтобы дописать имя и адрес на конверте.

«Скажу ему лично», — успокоил он себя.

Неумолимый палач всего незапланированного, Оп Олооп являл собой живое олицетворение метода. Метода, ставшего глаголом. Метода, загнавшего глубоко внутрь все мечты, чувства и порывы. Метода практически овеществленного, избегающего волнений духа и прихотей плоти. Как нарушить его ритмичное биение? Как прервать его привычное течение?

«Бесполезно. Мне никогда не обрести свободы. Привычка взрастила во мне жестокосердную тиранию. Я всего лишь хотел сделаться лучше, обрести величие, начав с малого, уподобиться крошечным сокровищам эпохи Возрождения, плодам трудолюбивого терпения, несущим отпечаток живой интуиции и истинной прозорливости. А в результате обрек себя на бессмысленную муштру через горькое и беспощадное самоограничение. Я превратил свой дух в точнейший хронометр, снабженный будильником и светящимся циферблатом… Провал моей «точной» методы открывается мне со всей очевидностью на каждом шагу. И я страдаю от невозможности одолеть себя, совладать с недостойным произведением искусства, готовым удушить и малейшие угрызения совести, и сильнейшие страсти. И пусть во мне зреет бунт, еще вчера робкий, а сегодня неудержимый, и желание перепахать горемычное поле моих идей, — все тщетно. Я сам кастрировал в себе стремление стать чем-то, чем-то значимым в устройстве этого мира! И превратился в опухоль, живую боль, часами ноющую под кожей, лживую покорность самому себе».

Он не говорил вслух. Его голос был обращен внутрь, к скорчившемуся в его сознании daimon.^[1]

В комнату вошел valet:

— Сеньор, позвольте напомнить, что сегодня, в воскресенье, в десять часов тридцать минут у вас запланированы турецкие бани. Если вы хотите успеть вовремя, до выхода остается всего несколько минут. Вызвать такси?

— Этого еще не хватало! Я уже говорил вам, что никогда ничего не забываю. Машина заказана. Вручите сегодня же эти письма их адресатам.

Слуга поспешно склонил голову в привычном поклоне, стукнув подбородком о грудь. Затем, съежившись, протянул хозяину шляпу, трость и перчатки.

Некоторые люди узнают, какое сегодня число, по трамвайным билетикам, банковскому уведомлению об оплате или календарю в лавке, где им бесплатно заправляют перьевые ручки. Но Оп Олооп был не из таких. Его дом представлял собой оживший ежедневник, строго упорядоченную картотеку, собрание дат и цифр. Стены пестрели классификационными таблицами, статистическими картами и цветными диаграммами. Каждый шкаф служил вместилищем данных и отчетов, сведений об исследованиях и опытах. Каждый ящик, каждая полка оберегали все, что было дорого его памяти. И даже в карманах Опа Олоопа лежали выписки по результатам глубоких изысканий.

Единородный сын метода и упорства, Оп Олооп был самой совершенной человеческой машиной, самым выдающимся плодом самодисциплины, которого только знал Буэнос-Айрес. Привычка с отрочества сличать и упорядочивать все основополагающие явления мироздания и мельчайшие промахи свела самовыражение системы к минимуму, к обожествлению иерархии метода, ведь величие метода являет себя в его превосходстве над всем ничтожным!

Оп Олооп вышел.

--">