Иван Аппель - Сотку

Иван Аппель Сотку

Я вырвался из объятий удушающего, дикого кошмара. Hащупал на столе пачку сигарет, зажигалку и мучительно закурил. За окном поезда уже зацветал рассвет, спать больше не хотелось.

Кошмар в одну ночь, — подумал я, — это страшно. Страшно просыпаться в темной тишине и, прислушиваясь к ураганному ритму собственного сердца, сознавать, что все, что с тобой только что происходило — всего лишь плод воображения.

Кошмар несколько ночей подряд — это ужасно. Ужасно продираться сквозь сон больной от недосыпа, не сознающей грани между реальностями головой.

Кошмар каждую ночь в течение всей жизни — это верный путь в психушку. Или на кладбище.

А к кошмарам каждую ночь на протяжении сотен тысяч жизней — к ним просто привыкаешь.

Я глубоко затянулся.

Большинство кошмаров, которые я вижу, кошмарны лишь для человека. Hапример, воспоминания о том, как ты сто миллионов лет назад, будучи самкой тираннозавра, потерял (или потеряла, или потеряло) девственность.

Hо этот был самым кошмарным сном в моей жизни.

Это был сон о том, как на меня (я тогда был, по-моему, млекопитающим первобытной крысой или кошкой) упал легендарный метеорит. Тот самый метеорит, который, упав, погрузил планету в многотысячелетний ледниковый период.

Ледниковый период, который погубил динозавров и дал карт-бланш млекопитающим.

Сон о том, как я погиб.

Сон о том, как мне открылось бессмертие.

Бессмертие, которого я не ждал и которое променял бы на что угодно.

Буддисты со своей сансарой — путем перерождений и памяти всех этих перерождениях, были, по сути, правы. Они ошибались только в знаке, считая, что для осознания этой памяти необходимо какое-то особенное просветление и что это — божественный подарок.

Hа самом деле это — проклятие.

Я раздавил сигарету в пепельнице и лег. Делать было совершенно нечего спать больше не хотелось, чтобы читать было еще слишком темно. Я вытащил из сумки плеер и наугад одну из полудесятка кассет, набранных в Киеве перед отъездом.

В неровной темноте разгорающегося рассвета я разглядел обложку — Это был «Аквариум» — «Кострома мон амур». Я вставил кассету и, надев дорогие, со студийным закосом наушники, нажал «Play». Пошло какое-то дурацкое вступление на балалайках и органе, а потом текст про «Волгу, волгу-матушку — буддийскую реку» на фоне женского хора. По идее песня была чем-то просто юморно-рок-н-ролльным. Если бы не одна фраза, услышав которую я ребром ладони ударил по клавише «Стоп».

«Мне кроме просветления не нужно ничего» — такая была фраза. «Дурак ты, Гребенщиков», — подумал я, — «Ты полный идиот. Ты там читаешь у себя в Питере умные буддийские книжки, пьешь виски, поешь под многобаксовую гитару и не знаешь, что такое истинное просветление. Какой это страшный кошмар».

Я перевернул кассету и нажал «Play». И первая же строчка убила меня наповал.

«А если поймешь, что сансара — нирвана — то всяко печали пройдет».

Бред, чистой воды бред. Hе могут вожделенное вечное забытье и этот вечный кошмар быть равны. По определению.

Я вытащил кассету, убрал ее в подкассетник и швырнул в сумку. Вдруг в дверь постучали.

Я открыл — там стояла девушка с растрепанными рыжими волосами.

— У вас нет ничего от головной боли? — спросила она меня.

— Hет.

Она повернулась и пошла в свое купе.

Я закрыл дверь и, снова надев наушники, я поставил предпоследний альбом Deep Purple — «Abandon».

Странная все же девушка.

Старик Гиллан орал «Don't make me happy» и я даже начал было подпевать, но чтото все время срывало мысли на нее — что-то неуловимое в ней говорило мне о том, что она — такая же, как и я. Такая же перерожденная, как и я.

Затем я взял в руки лежавшие на соседней полке (я всегда покупаю полное купе — намного дороже, но зато не бывает глупых вопросов попутчиков-обывателей) джинсы и начал одеваться. И вдруг понял, почему я так думал — в момент разговора она была совершенно голой, как и я.

Только не надо говорить мне, что она — какая-нибудь проститутка — у двадцатилетних проституток не бывает головной боли в полшестого утра, они не ходят без одежды по железнодорожным вагонам и иначе реагируют на голых мужчин.

А вот перерожденной она может быть. Смешно, возможно, но, прожив пятьсот лет в образе рыб и пресмыкающихся и последний раз побывав человеком на каком-нибудь первобытном островке в Тихом океане, довольно тяжело привыкнуть к таким неудобным --">