Александр Николаевич Житинский - Седьмое измерение (сборник)

Александр Житинский Седьмое измерение (сборник)

Мужик

Мужик лежал поперек дороги неподвижно. Одной ногой он упирался в дом, а другую откинул вдоль проспекта, как разведенный циркуль. Голова его была за линией железной дороги, а тело располагалось в сквере, примяв зелень.

Это было летом.

Мужик был очень большой, метров четыреста в длину, и небритый. Кроме того, в одних носках.

Движение остановилось. Трамваи выстроились в затылок, а люди пошли пешком. Обойти мужика было непросто.

К счастью, он лежал смирно.

Приехала милиция и начала мужика измерять. Тому стало щекотно от рулетки, которую протягивали вдоль ноги, и он проснулся.

– Где башмаки? – закричал мужик таким голосом, что милиция вся шарахнулась.

Башмаки нашли в Парголове и привезли на грузовике. Мужик успокоился, обулся и ушел.

Искушение

Я распахнул балконную дверь. Плотный, морозный воздух надвинулся на меня и окутал с головы до ног. Я хотел отступить назад, но заметил человека, пролетающего на уровне балкона, метрах в трех от меня, по воздуху в сторону парка. Лицо человека было сосредоточенным, а глаза слезились, видимо, от ветра. Одет он был не по сезону.

– Полетаем, – позвал он меня.

– Холодно, – сказал я и поежился, чтобы показать ему, что мне и вправду холодно.

– Оденьтесь, – сказал он. – Я подожду.

– Я не умею, – признался я. – Не умею летать.

– А вы пробовали? – спросил человек, делая плавный поворот влево. Он, по всей видимости, наслаждался полетом.

– Нет, не пробовал. Но мне кажется, что я не умею.

Человек покачал головой, и все тело его при этом также покачивалось.

– Мне не хочется вас убеждать, – сказал он. – Маршрут у меня сегодня легкий. Могли бы попробовать. Вы не представляете, как это хорошо!

– Представляю, – сказал я. – Это, наверное, полезно?

– Нет ничего более бесполезного! – заявил человек. Кажется, он рассердился и, чтобы успокоиться, сделал кувырок вперед.

– Ну так что? – спросил он.

Я колебался. Лететь в рубашке было действительно холодно, а в пальто попросту неприлично. Кто же летает в пальто?

– Значит, не хотите? – Человек сложил руки над головой и взмыл метров на десять выше. – Вы, право, чудак!

– Закрой балкон! – раздался из кухни голос жены. – Дует!

Я закрыл балкон и долго наблюдал за человеком, прижавшись лбом к стеклу. Человек летел медленно, с наклоном вперед, и ничто ему не мешало. Ноги были вытянуты в струнку, как у гимнаста, а руками он подруливал.

Должно быть, хороший человек.

Не знаю, нашел ли он попутчика. Стекло запотело, и я его больше не видел.

Храм

Внутри церковь была отделана кафелем, как туалет в гостинице «Астория». Ходил молодой поп без бороды, но при галстуке, помахивая кадильницей в виде бутылки коньяка.

Он подошел ко мне и спросил:

– Что будем брать, сын мой?

– Екклезиаст есть? – спросил я в свою очередь.

– Кончился, – равнодушно сказал поп. – Возьмите от Луки. Или деяния.

– Хорошо, пускай будут деяния.

Он ушел, а я стал разглядывать алтарь. В центре иконостаса помещался холодильник, который поминутно открывали страждущие и алчущие. Алчущих было больше. Праздничный чин был заполнен экранами телевизоров, где показывали футбол.

Мимо меня прошел крестный ход из четырех человек и уселся за соседний столик. Они запели псалмы, но другие верующие их не поддержали.

Попик принес мне деяния. Деяния были так себе. Видимо, вчерашние. Сбоку и наискосок от меня занял место капитан второго ранга, который сразу же начал молиться истово и со знанием дела.

– Христос воскрес? – спросил он меня в перерыве.

– Не знаю, – ответил я. – Судя по всему, еще нет.

– А мне говорили, воскрес, – доложил капитан, разделываясь с притчами Соломоновыми.

В это время в храм вошел юноша, похожий на хиппи, с кнутом в руке. Ни с того ни с сего он стал браниться и щелкать кнутом. Потом он перевернул столик у входа, всем своим видом показывая, что очень недоволен. При этом он упоминал какого-то Отца и заявлял, что храм, дескать, принадлежит тому. Его, разумеется, связали и отправили в милицию.

Проповедь

«…Что же это делается, любезные вы мои? Дошли, как говорится, до ручки.

Вчера подходит ко мне один и спрашивает, в чем смысл жизни.

Нет, надо же такое придумать! Раньше вообще запрещалось жить, если этого не знаешь. А ему уже двадцать семь, не меньше. Где он учился? Просто стыдно делается за людей. У меня такое чувство, что --">