Станислав Александрович Пономарев - Стрелы Перуна

Ураком...

— И коей озарен ты, славный Фаруз-тархан^[3]! — громко заметил Святослав.

Фаруз-Капад-эльтебер на мгновение смутился, благодарно глянул на великого князя Киевского и продолжил:

— Асмид набирает новое войско ал-арсиев^[4] вместо погибшего в Урусии два года назад. Как донесли мне друзья, сейчас у кагана-беки уже около шести тысяч всадников. К весне у него тумен будет. Купцы дали ему золота на оружие и коней. Но не все хотят помогать Асмиду. Язычники Хазарии, а их на земле великого кагана больше, чем людей других вер, злы на Асмида, потому что он ведет себя как завоеватель в собственной стране. Кара-хазары^[5] обнищали, гибнут с голоду и бегут в другие земли...

— Это верно, — подал голос воевода города Киева Ядрей. — Этой зимой множество семей козарских пришли селиться на Русскую землю. Только в моей отчине два ста юрт осели, а...

Святослав строго глянул на воеводу. Тот поперхнулся на полуслове, покраснел и замолчал. Князь просил Фаруз-Капад-хана продолжать.

— Эльтеберам тоже сейчас не сладко на Хазарской земле: Асмиду много коней для войска надо, а платить за них нечем. Каган-беки все в долг берет, ха! Многие эльтеберы-язычники, христиане и даже мусульмане со всеми своими родами откочевали ко мне в Аланию. А это значит, я сейчас могу посадить на коней боле тридцати тысяч богатуров. Две луны тому у меня был посол от эмира бухарского Мансура ибн Нуха — богатый купец Хад...

Святослав нахмурил брови и прижал палец к губам. Хазарский хан сразу замолчал.

— Любо! — воскликнул проницательный, но как бы ничего не заметивший Добрыня. — Любо! Яз мыслю, княже, пора настала подмогнуть хороброму хану Фарузу стол хакан-бека занять!

— Верно!

— Так сие!

— Время к тому пришло! — поддержали воеводу ближние советники великого князя Киевского Свенельд, Ядрей и Слуд.

Широкоплечий и грузный Претич, уперев могучий кулак в щеку, смотрел в окно холодными голубыми глазами и молчал, словно все, что происходило здесь, его не касалось. Молчал, хмурясь, и Святослав.

— Нет! — Фаруз-Капад-эльтебер пристукнул ладонью по столу. — Каган-беки Асмид одним взмахом сабли может поднять на войну шесть туменов^[6], не считая ал-арсиев. За ним пойдут буртасы, булгары, саксины и баяндеры...

— Ну и что? — прервал его Свенельд. — Разметем по степи, ако полову. Урак поболее воев на Русь привел, да...

— Ты прав, великий бек Свенельд, — улыбнулся Фаруз-Капад. — Ты прав еще и потому, что кагана-беки Асмида не поддержат аланы, мои подданные. Но посоветуй, как мне быть? Если я вместе с вами пойду на Итиль-кел^[7] и мы разгромим войско Асмида, Хазария не примет меня и даже сторонники отвернутся. Все скажут: «Фаруз-Капад-хан врага привел в наши степи, значит он сам враг хазар!»

— Да-а... — Свенельд в смущении потер переносицу. — Тут мыслить да мыслить надобно.

— А мы по-иному сотворим, — вмешался Святослав... — Святич! — позвал он сотского охранных гридей. — Покличь-ка торчинов сюда!

Саженного роста богатырь исчез за дощатой дверью.

Фаруз-Капад-эльтебер сел. Русские военачальники молчали, погруженные каждый в свои мысли. Тархан хазарский смотрел на них жгуче-черными глазами; матово-белое сухое лицо его, обрамленное темной ухоженной бородкой, побледнело и казалось неживым...

Великие дела творились нынче в этом неказистом теремке, утонувшем в непролазных снегах посредине глухого, буреломного бора. Все здесь присутствующие добирались до княжеского охотничьего стана по два-три человека, чтобы не привлечь постороннего взора. Крепкая стража перекрыла каждую тропинку сюда, кудесники Перуновы отводили вражий глаз наговорами. Не зря сторожились руссы: в тридцати верстах отсюда, в Киеве, сидело посольство императора Священной Римской империи Оттона Первого. Епископ Ингвальд ждал Святослава, чтобы дары богатые поднести, а заодно и разведать о намерениях беспокойного властителя Русии. Шныряли по Киеву лазутчики иных земель. Все ждали с тревогой, в какую сторону устремит свой меч грозный воитель Севера... И более всего об этом хотели бы знать правители Хазарии и Византии. Очень хотели...

— Князья Булат-хан и Пчак-батыр! — возвестил от двери раскатистый бас Святича.

Военачальники вздрогнули, внезапно очнувшись от глубоких дум своих, обернулись. На свет ступили два человека в коротких архалуках^[8] из грубовыделанной шерстяной ткани. Быстрые раскосые глаза кочевников --">