Вероника Тутенко - Берлинский этап

обычно серьёзный. Звание командира взвода расслабляться не дает. Настоящий солдат, из тех, кто всю войну прошёл. На вид лет тридцать, бывалый.

Пузатая кружка рядом с нарядом ждёт смелых. Из фляжечки старшина до самых краёв её наполнил, не поскупился (пейте, дескать, девчат, на здоровье!).

— Товарищ старшина, где ж нам выпить столько? — с сомнением, почти враждебно посмотрела Аня на алюминиевую кружку.

Самой смелой оказалось. Пить не умеет, но очень уж платье красивое. Не столько даже платье, сколько сама ткань — изумрудный атлас. В лисьих глазах зажглась хитринка: мысленно Аня примеряла наряд на себя.

Но кружку допить не смогла. Сделала несколько быстрых глотков — зашлась кашлем.

Не видать, значит, платья.

А старшина только смеется:

— Следующий!

Следующей отважилась Клава. Старшина, конечно же, не мешкая, долил в кружку спирта, чтоб снова было до краев.

Девушка настороженно пригубила резко пахнущее содержимое кружки, сразу видно, в первый раз. Сделала глоток и сморщилась:

— Нет уж, пейте сами. Не хочу я вашего платья.

Нина ещё сомневалась. Её дежурство, а кружка огромная, трехсотграммовая.

Но зелёный шёлк так и просился в руки, и девушка отважно поднесла кружку ко рту.

Выпила залпом

— Молодец! — удивился старшина. — Держи. Заслужила.

Торжественно вручил шёлковую награду, но радости от платья девушка уже не ощутила, только положила его рядом на стол, и он поплыл вместе со стенами, как солнечная система вокруг солнца.

Даже не заметила, как испарились, словно джины из бутылки, и старшина, и все остальные.

Только голос. Строгий, даже злой.

— Кюстрин! Кюстрин!

И звонок пронзительный и долгий, как звонок будильника.

«Командир полка связи…»

Но телефонная трубка выпала из рук, а мысль потерялась в хаосе странных каких-то видений.

Утром командир полка связи явился на коммутатор собственной персоной. Внезапное появление пожилого полковника обычно не предвещало ничего хорошего.

«Кто дежурил?», — донеслось до Нины всё ещё как будто во сне, в голове стоял гул, и каждый звук отзывался болью.

— Аксенова Нина дежурила, — ответил какой-то солдат.

— Десять суток! Отведите её на гаупвахту.

Гаупвахтой служила маленькая комната с крошечным зарешеченным окошком для еды, располагавшаяся в казарме. Аня с Клавой и знакомые солдаты старались скрасить вынужденное одиночество Нины гостинцами.

Заглядывал пару раз в карцер с бутербродами и сам старшина. Видя, к каким последствиям привела его шутка, виновато почёсывал затылок:

«Вот дурак, зачем только спирта тебе налил…».

Но на пятый день командир отменил наказание, а ещё через несколько дней после того, как Нину освободили из карцера, как ни в чём не бывало зачинщик зашёл на коммутатор, как раз, когда все три девушки были в сборе:

— Девчата, хотите съездить за Кюстрин? Там печи, где людей жгли фашисты…

Идти было тяжело, шли какой-то насыпью: земля рыхлая, да ещё и вперемешку с мягкими и крупными камнями, а внизу пролегала железная дорога, уже одичавшая, заросшая, как щетиной, бурной майской зеленью.

…Камни… Нина хотела и не могла не думать о камнях.

Они вспоминались, назойливые, как комарьё, но камары кусают не больно.

В отличие от камней в шаловливых руках немецких мальчишек, не упускавших случая окатить русских сверстников колючим градам. Нина боялась камней, а Илюшка долго не мог смириться с несправедливостью: он, несомненно, куда более ловкий и смелый, чем неповоротливая немчура, и не имеет права дать сдачи.

Полицейский участок. Конец войны, но немцы ещё не верят в поражение. Их, узников, собрали в участке для острастки.

Полицейский брызжет от возбуждения слюной, отчетливо выхаркивая слова: если кто не будет слушать своего хозяина, будем отправлять в концлагеря.

Обратно возвращались в барак понурые. Илюшка с Ниной плелись позади всех.

— Эй! — донеслось откуда-то сверху. — Русский швайн!

Дети, как по команде, посмотрели наверх. В окне второго этажа немецкий мальчик корчил рожи. Смачно выкатил язык и Илья.

Немецкий мальчик неожиданно отпрянул от окна, а через минуту из того же дома выбежал немецкий солдат с перевязанной рукой. Второй, здоровой, он от души скрутил ухо Илье:

— Их апшкайн тайне коп! (*Я оторву тебе голову. — Прим. авт.), — грозно прокричал на всю улицу неожиданно появившийся мститель.

Старшина --">