Морис Монтегю - Кадеты императрицы

Морис Монтегю Кадеты императрицы

I

— Черт возьми!.. — воскликнул Мартенсар. — Но ведь нам же стреляют в спину!..

Все окрестности Йены^[1] клокотали ревом, пальбой и смятением битвы. Соединенные отряды Ланна и Нея занимали левый фланг, рьяно оттесняя противника. Император Наполеон обстреливал центр, тогда как Мюрат, стоя на пригорке, придерживал воинственный пыл своих драгун и кирасир, отыскивая пункт, куда бы ему ударить в свою очередь. Одно время перед ним появились было князь Гогенлоэ и генерал Рюшель, но вскоре им пришлось отступить.

Шум, клики, барабанный бой… Появился Ожеро; пользуясь густыми клубами дыма, Сульту удалось захватить Армштедта, и вся французская армия бесстрашно двинулась вперед под сенью своих знамен; но прусская пехота выказала себя крайне милосердной; не отстала от нее в этом направлении и кавалерия: они обращались в откровенное бегство.

Тщетно взывали к ним их офицеры, стараясь вернуть беглецов к исполнению их святой обязанности; ведь им самим, офицерам, приходилось не лучше: испытание было жестокое, а смерть их полубога, принца Людовика^[2], убитого три дня тому назад, окончательно подкосила их моральные силы и повергла в уныние.

Саксонцы оказались мужественнее. Ожеро продолжал теснить их; они, правда, отступали, но делали это правильно и стройно, продолжая отбиваться и отстреливаться.

Маршал невольно залюбовался ими и собрался было послать парламентера с предложением сдаться, но его предупредил Мюрат, вихрем слетевший с пригорка со своими лихими кирасирами, и те в одно мгновение рассеяли ряды саксонцев.

В начале военных действий оба дворянских полка, Тур д’Оверна и Изембурга, шли впереди. Наполеон зорко следил за ними. Эти полки, составленные из иностранцев, почти сплошь из австрийцев, находившиеся под командой офицеров-французов, с первых же дней возбудили его недоверие. Они неохотно слушались команды, избегали идти в огонь, делали вид, что не понимают приказаний, отдаваемых на французском языке, и зачастую громко кричали пруссакам предостережения, похвалы или же слова ободрения на их общем немецком языке. Их офицеры, по-видимому, упускали из виду эти маневры или же были не в силах предотвратить эти явления. Лишь один из них, Гранлис, и замечал и понимал эти проделки, так как немецкий язык был первый, которому он научился в детстве у своей матери. Его душу охватила безграничная печаль, но он молчал и наблюдал.

В разгаре битвы, когда первому иностранному полку пришлось принять в ней непосредственное участие, несколько офицеров упали лицом вперед, как бы сраженные изменнической рукой из-за спины.

Вот в это-то мгновение и вскрикнул Мартенсар:

— Черт возьми, но ведь нам же стреляют в спину!

Он остановился, бледный от страшной неожиданности, возмущенный до глубины души внезапным раскрытием этих преступных действий.

Он был прав. Французские дворяне-офицеры находились меж двух огней. Спереди в них стреляли пруссаки, а сзади — собственные солдаты.

Восклицание Мартенсара произвело переполох. Слово «измена» повторилось на французском и немецком языках, и те, кто был наиболее запятнан, кричали громче всех.

«Кадеты императрицы» оглянулись назад, привлеченные суматохой. Над ухом графа де Новара просвистела пуля. Граф проводил ее проклятием. Сомнения не было: она неслась из задних рядов. У Иммармона был сорван погон, но в него стреляли чуть ли не в упор. Он быстро обернулся и увидел стрелявшего в него; предатель еще не успел снять с плеча ружье, направленное на него. С громким криком: «Мерзавец!» — Иммармон кинулся на убийцу и шпагой проткнул изменника.

В общем хаосе схватки это происшествие прошло незамеченным, и товарищи убитого ни единым звуком не решились выразить свое озлобление против офицера.

Но тем не менее число изменнически убитых офицеров увеличивалось: пали капитан Мерлен де Блютиер, батальонный командир Дюбуа-Бошен, пали молодой Найон, маленький де Сантре, Вальтруа… Целились и в других, но они счастливо избежали этой горькой участи.

Кантекор со своими товарищами унтер-офицерами был страшно ошеломлен случившимся. Но они не смели вступиться и высказать протест, тем более что сами были твердо уверены, что вслед за командирами и офицерами наступит и их черед — французских сержантов.

Колонна дрогнула; ее косили со всех сторон; на одно мгновение она загородила собой --">