Татьяна Алексеевна Мудрая - Памятник либертину

важную для обвинителей ночь, однако внимать ему никто не собирался. Сначала юношей приговорили к работе на галерах. Потом к сожжению живыми на медленном огне. Впрочем, д'Эталлонда после всяческих мытарств отпустили, хорошенько оштрафовав: посовестились. Де ла Барра решили в конце концов сжечь мёртвым, предварительно вырвав язык за богохульство, отрубив кощунственную правую руку и лишь напоследок голову.

Он подал апелляцию в парламент — её отклонили. Дюваль де Суакур мог торжествовать.

И вот тогда для совершения правосудия был вызван исполнитель. Так называемый мсье де Пари.

— Которым был Шарль-Анри, третий из знаменитой династии Сансонов?

— Вот именно. Дед его был пикардийский дворянин из хорошего рода, чья злосчастная карьера началась как раз в Аббевиле, и вот внуку суждено было на короткий срок вернуться.

— Да, я помню. И что же — Аббевиль не имел своего собственного палача?

— Вполне возможно. Хорошие мастера всегда редкость, а к тому же подобный шаг выглядел своего рода поблажкой и своеобразной честью приговорённому: никто никогда не лишал Сансонов дворянства.

— Мне кажется невероятным, что дело вообще дошло до приговора.

— Как ни удивительно, горожане тоже не верили. Скорее, не принимали всерьёз. Не те были времена: всеобщая просвещённость, энциклопедия Дидро и д'Аламбера едва ли не в самих королевских покоях. Да, глупцы. Без сомнения — фанатики. Фанатизм обыкновенно шествует рука под руку с развратом, а разнузданность чревата нетерпимостью, вы такое замечали?

— Система противовесов.

— Вот именно. Так о чём это я? Да, безусловно, святоши, притравленные на редкостную дичь. Но в большинстве своём не полные изуверы. Всеобщее мнение было — и кстати, не без оснований — таким, что де ла Барру хотят всего-навсего преподать урок. Застращать, имея в некоем дальнем кармане готовенькое помилование. С таковой мыслью и на зрелище стекались.

— «Никогда бы не подумал, что благородного человека можно предать смерти за такую малость. Je ne croyais pas qu'on pût faire mourir un gentilhomme pour si peu de chose», — процитировал я.

— Эти слова вложил в уста юноше мсье де Вольтер, — старик глубоко кивнул, то ли подтверждая, то ли противясь сказанному. — Однако вместе с господином Франсуа-Мари Аруэ их мог бы повторить любой из тех, кто ждал исхода дел на главной площади Аббевиля, загодя застолбив себе либо место на брусчатке, либо окно в одном из домов вокруг неё и рядом с ратушей, куда на днях перевели осуждённого.

Кажется, лишь последний не верил в то, что отделается пустяками.

В ночь перед восшествием на эшафот, когда Жану-Франсуа стало известно, что исполнитель уже прибыл и устроился на ночлег, он попросил свою милую аббатису позвать к нему духовника. Тот явился почти сию же минуту — говорят, часовые слегка удивились такому обстоятельству.

Шевалье удивился ещё больше: монах был похож на приятеля аббатисы как две капли воды, но то был вовсе не он!

Как бы объяснить вам потолковее. Существует конкретное представление о том, как должно выглядеть то или иное, однако жизнь непременно искажает его, обращая в дурную копию самого себя, мутное отражение или скверный чекан, втиснутый в негодную для сего дела материю. Так вот — здесь ничего подобного не было. Доминиканец, которого наш дворянин помнил с детства, был своей собственной идеей, отчищенной до блеска: тёмное сияние, сверкающая тьма…

— Кто вы? — спросил шевалье, позабыв всякие приличные титулования. — Если тот, другой — то имейте в виду: ничто так не утверждает веру в Христа, как наличие в этом мире дьявола.

— Вы очень умный юноша, дорогой Жан-Франсуа, — ответил монах, слегка улыбаясь, — и на редкость наблюдательны. Но успокойтесь: хотя личность, кою не стоит упоминать всуе, нелегко разоблачить, всё же это не причина вам быть столь подозрительным ко мне, грешному. Тем более что я ничего от вас ровным счётом не потребую: ни души, которая, кстати, принадлежит отнюдь не вам, а Господу нашему, ни пактов сомнительного свойства. Лишь об одном умоляю: выслушайте меня спокойно и хладнокровно.

На последнем слове в отверстых зрачках монаха завращались пламенные вихри; почему-то именно это обстоятельство несколько примирило шевалье со странностью обстоятельств.

— Итак, — заговорил лже-доминиканец, — в истории существуют некие как бы паузы, когда она перестаёт шествовать вперёд ровной и планомерной поступью и горестно застывает на --">