Виктор Ахинько - Нестор Махно

ВИКТОР АХИНЬКО НЕСТОР МАХНО

Посвящается всем, кто познал сладость и горечь Свободы. В их числе Тишке — моей любимой жене, без самоотверженности которой не было бы ни меня, ни этой книги.

Автор

КНИГА ПЕРВАЯ

На острове Голодай их предупредили:

— Степь же кишит головорезами! Куда вас несет?

Но те двое, схватившись за гривы коней, уже плыли к берегу, потом скакали в радужных брызгах по мелководью и наконец исчезли за колючими кустами терновника. Оставшиеся еще посудачили:

— Каторжный ладно, туда ему и дорога.

— Степку жаль. Душевный хлопец.

— Хай проветрятся славяне, а то жрем одну рыбу без соли.

— Можэ, золото надыбалы та ховаються?

— И то так.

По выгоревшим под южным солнцем холмам, прибрежным выбалкам всадники отмахали уже верст пять, когда Степан, голый по пояс и в красных шароварах, крикнул на скаку:

— Ненасытец!

Его спутник, похоже, не расслышал, но сторожко осмотрелся, ничего подозрительного не обнаружил, и они продолжали ехать. Донесся неясный гул. Он усиливался, превращаясь не то в стон, не то в рев.

— Ненасытец же! — опять озорно шумнул Степан и направил коня вниз. — Айда на Царскую скалу!

Они спустились к берегу, в дремотные тростники, привязали лошадей. Потом вскарабкались по крутому горячему граниту на площадку и снова увидели, теперь уже рядом, могучую реку, что кипела, неистово билась в обширном пороге. А то, казалось, шептала, колдовала. Время перевалило за полдень, и камни внизу, водовороты, пена — все обретало палевые, а где и фиолетовые тона. Пахло рыбой и высыхающей тиной.

— Ой, сколько тут затонуло, — сказал Степан, наклоняясь к уху собеседника. — Ему же, ненасытному, все мало!

— Он что, змей? — удивился тот, небольшого роста, щуплый, на вид юноша.

— Нет, их много, на шестьдесят верст тянутся.

— Кого?

— Порогов же. А этот, Ревущий, самый клятый. Видишь пекло, где лава рушится? Там главный бес Вернивод притаился. Черным хезает, як смола.

— Брось трепаться. Хочешь, сплаваю к нему в гости?

— Упаси Боже! — Степан даже за голову схватился. Спутник, однако, вмиг снял сорочку, штаны, соскочил вниз и запрыгал по сухим в эту летнюю пору и белесым от помета чаек валунам.

— Пропадешь, дурень! — в отчаянии завопил оставшийся на Царской скале. — Плоты в щепки разбивает. Вернись, Нестор!

Не оглядываясь, тот ринулся в поток. Его подхватило, как перышко, и понесло в пекло.

— Чокнутый! Чокнутый! — причитал спутник. — Что ж я казакам скажу, конек мой дорогой? — он обнял жеребца. — Не поверят. Душегубом нарекут!

Степан беспомощно оглянулся. Могуче стонала река, и вокруг — никого. Гиблое место. Проклятое. Не зря говорится, Верниводовое. Из расщелины скалы диковинно вытыкалась заячья капуста. Над ней примостилась верблюжья колючка, и по-церковному пахло чабрецом. «Андрей Первозванный! — вспомнил Степан святого и перекрестился. — Ты же тут пустынничал. Помоги несчастному. Хоть к берегу прибей. Хоть само тело, чтоб показать на острове, оправдаться».

Он вскочил на коня, взял в повод другого, поправил карабин на плече и поехал искать труп Нестора…

— Свят, свят, свят, — зашептал Степан в замешательстве. Из нагромождения скал брел к нему голый. — Неужто он? Да черт ковыляет! Нет же, глянь. Нестор! Подружил с Верниводом, гад? Или чудо? Спас его Первозванный. Ох, спасибо!

Не помня себя, Степан кинулся навстречу товарищу.

— Штаны где? — спросил тот, качаясь и придерживая ушибленную руку.

— Ох, забув. Оттуда ж не выходят… из пекла.

— Выносить собрался, ногами вперед? Рано, сынок, — весь в кровоподтеках, Нестор смотрел какими-то не такими глазами. Темно-карие,' они словно схватили Степана и, оцепенев, не отпускали. Ему стало страшно: «Ану заколдует, Верниводок. В степную каменную бабу превратит!»

— Я счас, счас, — лепетал он, спеша за одеждой.

Когда они возвратились, на острове Голодае каждый был занят своим. Кто ловил рыбу бреднем, кто спал под развесистой вербой или чистил пулемет. Другие играли в карты.

— А золотишко не там, куда вы ездили. Оно под ногами закопано, — не без лукавства сообщил Нестору чубатый хлопец, что чистил пулемет.

— Ну так рой. Твое будет! — верховые спешились, подошли к нему.

— Э-э, оно заговоренное. Возьмешь — навек закаешься. Мне дед показал, а ему — его дед: ось прямо тут толклись казаки. --">