Всеволод Сергеевич Соловьев - Две жертвы

барского веселья.

Высокое, как уже сказано, расположилось по нагорному берегу Дона. Село было большое, многолюдное и стояло значительно в стороне от барской усадьбы. Усадьбу же себе граф Михаил выстроил среди густого, почти непроходимого леса, на красивом обрыве, круто нависшем над широкой, многоводной рекою.

И что это была за усадьба! Не пожалел граф на нее денег, смастерил себе истинно царские палаты. Все строения были каменные, массивные, и если может быть и оставляли кой-чего желать в архитектурном отношении, то, по крайней мере, широко удовлетворяли барским потребностям. Комнат в доме было бесчисленное множество, коридоры, галереи, лестницы, ходы да переходы. Дом стоял на каменных сводах; стены такой толщины, что и пушками не прошибешь их. Службы, конюшни, псарня и прочие по тому времени необходимые постройки помещались на огромном мощеном дворе, обнесенном высокой каменной стеною, за которой сразу начиналась гущина леса.

Незнакомому с местностью человеку даже трудно было добраться до графской усадьбы, а доберется — словно в сказанное царство какое вступает, в заколдованный замок.

II

Граф Михаил еще в Петербурге, совсем почти мальчиком, лет девятнадцати, женился на богатой невесте, Софье Адамовне Олсуфьевой. Брак этот совершился по желанию родительскому и, по-видимому, носил в себе все задатки для семейного счастья. Молодая графиня, принадлежавшая к родовитому русскому дому, была прекрасно для того времени воспитана, отличалась здоровьем и красотою. В первые же два года своего замужества она родила графу двух сыновей, и казалась всем знавшим ее — олицетворением счастья и семейных добродетелей. Молодой муж тоже, по всеобщим наблюдениям, сильно любил ее.

Одно только показалось всем очень странным: вдруг он, безо всякой осязательной причины, бросил Петербург и перебрался в свое воронежское поместье, в село Высокое, где только что в то время отстроились на диво всем соседям его палаты.

Двадцатилетний подполковник, красивый, богатый и тароватый, заблистал яркой звездой среди глухого провинциального общества. Графиня, влюбленная в мужа и на все глядевшая его глазами, ничего не имела против переселения в деревню. Она обворожила соседей своей лаской и простотою.

Но так шло не долго: не кончилось и года, как неясный, постепенно усиливавшийся шепот начался на десятки и даже сотни верст кругом Высокого. Большую перемену стали замечать и в графе, и в графине.

В роскошных лесных палатах по-прежнему собиралось еще шумное общество, по прежнему шли пированья; но это было совсем уже не то. Граф как-то разошелся с самыми почтенными и уважавшимися в той местности семействами, завел себе новую компанию, набирая ее невесть откуда. Графиня все реже и реже показывалась между гостями; все реже и реже объезжала соседок и, наконец, совсем засела за своими каменными стенами.

Прошел еще год, начался третий, и шепот окрестных жителей превратился в ропот. Впрочем, открыто и ясно никто ничего не говорил: богатство и столичные связи графа заставляли всех прикусить язык вовремя. Да и никаких определенных обвинений еще ни у кого не было, передавалось только на ухо друг другу, что молодой граф ведет разгульную жизнь, что он очень падок до женщин, и в Высоком завелось не мало всяких соблазнов, что графиня очень несчастна в супружестве.

Жалели графиню, в особенности женщины, охали да ахали, но дальше не шли. Многим смертельно хотелось пробраться в Высокое, разглядеть и разузнать все поближе, однако, этого не удавалось ни одной из соседок-помещиц. Графиня никого не принимала. Судили, рядили, толковали, рассказывали небылицы, но, наконец, это надоело; нашлись новые сплетни, новые интересы, и графиня Девиер была позабыта.

Вскоре, однако, ее имя оказалось опять у всех на устах, и случилось это самым неожиданным и печальным образом. Из Высокого пришло известие, что графиня Софья Адамовна скончалась…

Как так? каким образом? от какой болезни? Она была так молода, пользовалась таким цветущим здоровьем! Что таится под этой ранней, внезапной кончиной?!.. Быть может, преступление!..

— Наверное, это он, злодей, извел ее! — если и не подсыпал зелья, так извел дурным обращением, обидами, пожалуй, побоями… От этакого изверга все станется…

— Вон, ведь, у него там, ровно у салтана турецкого, гарем целый, бесстыжих девок со всех сторон нагнано, камедь представляют, пляшут перед пьяной --">