Игорь Маркович Ефимов - Бунт континента

от любвеобильного отца. Лишь когда она повернула лицо к нему, ее слова достигли его сознания.

— Ты знаешь — помнишь, что в детстве мне довелось много терпеть от моих мачех. У меня тяжело на сердце от мысли, что и моим дочерям достанется пережить подобное. Очень прошу тебя: выбирая новую жену, убедись, что она способна быть доброй к чужим детям.

Тоска, ужас, горечь вскипали в сердце Джефферсона, но сильнее всего было чувство вины. Раньше, когда оно накатывало на него, он умел утешать себя расплывчатыми «искуплю», «это не повторится», «в будущем все пойдет по-другому». Но теперь будущего не осталось, искупить ничего было нельзя. И он услышал, как рот его — почти без его воли, — но страстно и убежденно произносит слова:

— Никогда!.. Пусть все слышат... Обещаю тебе... Никогда и ни на ком я больше не женюсь!.. Дочери будут расти со мной... До конца жизни... Никакой мачехи у них не будет!.. Клянусь тебе!

Джефферсон не помнил точно, когда именно в нем истаяла вера в за-гробную жизнь, в рай и ад, в грозную неизбежность последнего суда. Во всяком случае, четырнадцатилетний подросток, стоявший когда-то над гробом отца, уже точно не верил ни в возможность будущей встречи, ни в воскрешение из мертвых. Бог присутствовал в мире как бесконечно творящая сила, как даритель жизни, который, конечно же, не мог заниматься по отдельности судьбами миллиардов существ, выпущенных им в короткое земное плавание. Право — и обязанность — судить доброе и злое было оставлено человеку, именно потому все связанное с поисками и защитой справедливого переживалось людьми как самое важное, сакральное, самим Творцом порученное им дело.

Но каким облегчением было бы сейчас вернуть себе простую веру раннего детства! Да, наши души бессмертны! Да, нас ждет встреча в будущей жизни! Да, смерть — лишь иллюзия, недолгая разлука! Ушедшая в мир иной будет невидимо витать над нами, вместе с нами радоваться и горевать, помогать нам отыскивать путь к жизни вечной!

Когда умирал их новорожденный сын, Марта, глядя на судороги, сотрясавшие маленькое тельце, в отчаянии прокричала пришедшему пастору Клэю:

— За что?! Чем он мог успеть заслужить такие страшные муки? Как вы можете называть Всеблагим того, кто допускает страдания миллионов невинных младенцев, гибнущих в пожарах, наводнениях, землетрясениях, от смертельной болезни, от ножа злодея?

Обуреваемая горем, она не стала слушать то, что пастор Клэй ответил ей. Но Джефферсон запомнил короткую проповедь, произнесенную негромко, но с большой убежденностью:

— Страдания посланы в мир не в наказание нам. Всякая боль дана Творцом для того, чтобы его создания яростно защищали дар жизни. Представьте себе, что вы пытаетесь уговорить свою дочь не совать руку в горящий камин. Никакими словами вы не могли бы убедить ребенка, что нужно оставить эти красивые пляшущие язычки в покое, если бы огонь не обжигал ей пальцы. То же самое — и боль сострадания. Только она заставляет нас устремляться на помощь друг к другу, искать путей спасения попавших в беду, строить больницы и приюты, доставлять еду голодным и лекарства больным. Способность испытывать боль — главный защитный дар Божий, главное условие выживания, побуждающее спасать себя. Способность испытывать сострадание дана для спасания друг друга.

Конец, которого все ждали, все равно наступил как-то внезапно. В тот день Джефферсон пришел в спальню жены с томиком стихов Оссиана. Ему хотелось прочесть ей понравившееся ему описание бури:

Ужасна ночь, а я одна

Здесь на вершине одинокой.

Вокруг меня стихий война.

В ущелиях горы высокой

Я слышу ветров свист глухой.

Здесь по скалам с горы крутой

Стремится вниз поток ревучий,

Ужасно над моей главой

Гремит Перун, несутся тучи.

Куда бежать? где милый мой?

Увы, под бурею ночною

Я без убежища, одна!

Блесни на высоте луна,

Восстань, явися над горою!¹ 

Дежурившая у постели Марта-сестра прижала палец к губам, кивком головы показав на уснувшую. Потом испуганно вгляделась в ее лицо, взяла запястье, попыталась нащупать пульс. Пульса не было. Зеркало, поднесенное к губам, тоже осталось незамутненным.

Джефферсон повернулся и на цыпочках перешел в библиотеку. Приблизился к столу, открыл дневник и аккуратно записал: «6 сентября 1782 года. Моя дорогая жена умерла сегодня днем в 11:45».

После этого какие-то светящиеся круги начали сыпаться на него с --">