Владимир Ильич Красильщиков - Интендант революции. Повесть об Александре Цюрупе

интересного тут нету.

— Как это нету? — остановился Цюрупа. — Оч-чень интересно! Кто это вас надоумил? Да вы что?! Потрошители вы или милиция?! Что вы делаете, «граждане-товарищи»?! Что делаете?

Но милиционеры не обращали на него никакого внимания. Каждого, кто хотел пройти на перрон, они заставляли раскрыть свой багаж и вынимали из мешков и чемоданов бережно увязанные в бумагу свертки, пакеты, мешочки с мукой, баночки с медом и складывали все это на платформу грузовой тележки, стоявшей рядом.

— Еще раз повторяю, — внушительно басил приземистый плотный милиционер, с окладистой рыжеватой бородой-лопатой. — Разрешается провоз съестного не больше трех фунтов на человека. Все, что сверх трех фунтов, подлежит немедленному изъятию. Распоряжение продовольственной управы. Грамотные? Читайте!

На тележке между тем уже выросла целая гора пакетов и свертков. На вершине ее соблазнительно поблескивало колечко колбасы.

В эту минуту к одному из красногвардейцев, помогавших милиционерам, пробилась худенькая, рано увядшая женщина с мешком, перетянутым надвое и перекинутым через плечо.

— Как же мне быть? — умоляюще глядя на человека с ружьем большими детски-доверчивыми глазами, спросила она. — У меня два пуда муки...

— Не слыхала, что ли? Приказ! — отрубил он. И, опустив глаза, принялся сосредоточенно расправлять красную повязку на замасленном рукаве своего старого «семисезонного» пальто.

— Я из Питера ведь, — заторопилась женщина, обеими руками обняв мешок. — Специально за тем и ехала: говорили, в Пензенской губернии хлеб дешевый. Шуба от мужа осталась — хорошая шуба! Муж у меня убитый, еще в позапрошлом году, под Перемышлем. А детей — трое.

— Все вы так: «муж убит, дети», — проворчал, подойдя к ним, бородатый милиционер.

— Да нет же! Не обманываю вас... Честное слово! — уже сквозь слезы умоляла женщина. — Не спекулянтка я! Двенадцать верст пешком шла! По степи!.. По снегу. Ничего же у нас в Питере не достать! Дети голодают!

— И здесь так же будет — допусти вас только! — Милиционер повернулся к Цюрупе, ища у него поддержки. — Все повывезут! Дай только волю! — И мешок с плеча женщины в один мах перелетел на тележку.

Александру Дмитриевичу показалось, что все это видится ему во сне, и первым его побуждением было — протереть глаза. Но нет, это был не сон: вокруг стояли вполне реальные, живые люди, с давно не бритыми лицами, пар от их дыхания клубился в воздухе, до их шершавых шинелей можно было дотронуться.

— Позвольте! — опомнившись, взволнованно обратился он к милиционеру. — Я работаю в продовольственной управе!.. О каком распоряжении вы толкуете?!

— Некогда мне всякому объяснять! Сами должны понимать! — отстранил его милиционер.

— Нет такого закона! — гневно воскликнул Александр Дмитриевич.

— У вас нету, а у нас есть.

— Как же я в Питер без хлеба вернусь? Не могу ведь я без хлеба... — стонала между тем женщина, ухватив за рукав шинели бородача. — Не могу! Не могу-у-у...

— Да что же это такое?! Сил нет смотреть!.. — взорвался Цюрупа. — Отдайте ей мешок! Сейчас же! Слышите?

— Проходите, гражданин-товарищ! Проходите! Не ввязывайтесь! — миролюбиво басил бородач.

«Не ввязывайтесь! — с горечью подумал Александр Дмитриевич. — И действительно, куда мне одному против них, против всех? Задержат, поволокут, а поезд тем временем — поминай как звали...» Но вопреки всему, что пронеслось в этот миг у него в голове, он шагнул к тележке и схватился за мешок.

— Отойдить! — рванул его за рукав бородач.

— Да как же так можно?! Как можно не понимать чужого горя? Жандармам в пору так поступать!

— А за оскорбление при исполнении знаешь что бывает?

— Вы!.. Вы!.. — задохнулся Александр Дмитриевич, опять вцепившись в мешок. — Держиморда вы этакий!

— Что-о?! — взревел бородач. — Савостьянов! А ну-ка, проводи к начальству.

— К начальству?.. Что ж? Хорошо. Оч-чень хорошо! Пошли к начальству!

И, с трудом пробившись сквозь толпу, шагая впереди милиционера, Цюрупа вбежал в кабинет начальника станции, где за столом, окруженный «просителями», сидел упитанный молодой человек в путейской форме.

Цюрупа протянул ему свой мандат.

— Так, — бесстрастно вздохнул путеец, даже не взглянув на пришедшего, и рассеянно пробежал глазами но строчкам: — «...председатель Уфимской продовольственной управы... на Всероссийский съезд...» Ничем не могу помочь. Нет у меня паровозов. Нет! Вы понимаете?

— Да --">