Агния Александровна Кузнецова (Маркова) - А душу твою люблю...

Агния Кузнецова «А душу твою люблю…» ^{Повесть о Наталье Николаевне Пушкиной Подлинные письма и факты. Предположения. Раздумья}

Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, — а душу твою люблю я еще более твоего лица.

А. С. Пушкин — жене из Павловского

Шел 1863 год. С деревьев на мокрую землю медленно падали последние листья. Они цеплялись за голые ветви, как за единственную надежду продлить жизнь. А безжалостный, холодный дождь, редкий, но крупный, сразу же впечатывал их в землю, как в могилу.

Жухлая трава, прихваченная инеем, жалко клонилась в прощальном поклоне. Солнце, не доброе и не щедрое, пряталось за раздраженными сизыми тучами. Плакал ветер, бессильно бросаясь в окна петербургской квартиры Ланских, где умирала Наталья Николаевна.

Она лежала на кровати с откинутым пологом, под голубым шелковым одеялом, на высоко поднятых подушках, отороченных кружевами, протянув вдоль тела бессильные руки, и ее белое-белое исхудавшее лицо, с трагическим изломом левой брови и чуть косящим загадочным взглядом, устремленным теперь в неведомое для окружающих, как и прежде, было прекрасно.

Она не верила в то, что умирает. Даже приезд всех детей ее и Пушкина, кроме Натальи, которая находилась за границей, не убеждал в этом. Последние годы она часто болела. Ее нездоровье началось с судорог в ногах, точно таких же, как тогда, когда умирал Александр Сергеевич. Малейшие неприятности, связанные с детьми и мужем, Петром Петровичем Ланским, она переживала во много раз тяжелее, чем прежде. Для нее была трагедией неудавшаяся личная жизнь младшей дочери ее и Пушкина, Натальи, и то, что старшая, Мария, в свои двадцать восемь лет была еще не замужем.

Началась бессонница. Ночами тихонько, чтобы не разбудить мужа, она соскальзывала с постели и босая, в одной рубашке прокрадывалась из спальни в столовую, там бросалась на диван и, вцепившись зубами в платок, старалась заглушить сотрясающие ее рыдания. Потом она подолгу стояла у окна, смотрела на спящие петербургские дома с темными окнами, а на рассвете уходила в свою маленькую молельню, застланную ковром, увешанную образами, вставала на колени и шептала: «Боже! За что ты наказываешь меня?»

Она вспоминала всю свою жизнь с детства до последнего дня. «Нет, никогда, никому сознательно я не делала плохого… Может быть, ты, господь, наказываешь меня за второе замужество? Но семь лет я выполняла данный себе обет. А Пушкин, умирая, велел блюсти траур всего лишь два года…»

К бессоннице примешивалась гнетущая тоска, охватывала порой до мучительной физической боли. Иногда хотелось закричать или сделать что-то с собою, чтобы не жить, не страдать бессонницей. Но она знала, что такие мысли — великий грех, понимала, какое горе принесла бы детям, мужу, родным, и жила, стараясь скрыть от всех свое состояние.

Все чаще и чаще жизнь сама по себе казалась ей бессмысленной и жестокой, сердце изнывало тоской за родных, обреченных на страдания. О внучатах своих она думала в такие мгновения с отчаянием: представляя огромный, страшный мир, в который вот-вот бросит их судьба.

Наталья Николаевна лечилась за границей, болезнь сваливала ее вновь, но она все-таки поднималась и жила. Казалось, и теперь все будет так же.

Несколько лет тому назад по совету врачей Петр Петрович Ланской решил отправить жену на воды, хотя и знал, что ради себя она не оставит семью.

Вечером по тайной договоренности задержался домашний врач Ланских. На диване сидела Наталья Николаевна, усталая, исхудавшая, равнодушная ко всему, что происходило в столовой. Мария и Александра играли в шахматы в углу, за круглым столиком. Ланской разговаривал с врачом, пожилым, добродушным и настолько грузным, что, казалось, тело свое он с трудом втиснул между двух ручек кресла.

— Вот послушай, Таша, что думает Порфирий Андреевич, — сказал Петр Петрович.

Наталья Николаевна затушила пахитоску в хрустальной пепельнице и неторопливо повернула к мужчинам бледное, изможденное лицо.

— Я думаю, Наталья Николаевна, что мадемуазель Марии неплохо бы провести какое-то время в Годесберге, попринимать ванны. Да и вам такое лечение пошло бы на пользу. Эти лечебные воды были известны еще древним римлянам. Проверено, как видите, временем.

— Маменька! Поехали! — с восторгом воскликнула Мария, смешав --">