Александр Леонидович Слонимский - Юность Пушкина

польщен посланием, но всех более, казалось, доволен им был сам автор. По крайней мере, усевшись за стол и засовывая за жилет салфетку, он окинул всех присутствующих гордым, победоносным взглядом.

Вечером были танцы, в которых особенное усердие проявил Сергей Львович. Несмотря на свои сорок два года и довольно круглое брюшко, он танцевал с необыкновенной грацией: притопывал ногой в контрадансе,^[5] скользил на носках, ловко семенил на месте, обводя кругом себя свою полную даму, графиню Бутурлину. И только приподнятые брови и несколько озабоченное выражение лица показывали, что это стоит ему некоторого усилия. А Василий Львович, танцуя экосез^[6] с шестнадцатилетней Бутурлиной, так умаялся, что на него жалко было смотреть. Его брюшко, такое же круглое, как у брата, но выдававшееся как-то вкось, ходило ходуном, редкие волосы на висках слиплись, с лица катился пот. Отдыхая потом в креслах и утираясь платочком, он с грустью рассказывал дамам о том, как они с братом отличались в былое время на балах в Петербурге, когда оба служили в гвардии, в Измайловском полку.

Александр танцевал котильон^[7] с Сонечкой Сушковой, прелестной девочкой с русыми кудрями и большими серыми глазами. Он так занят был своей дамой, что почти забывал о танце — путал фигуры и выделывал ногами совсем не то, что нужно. Из всех танцев он умел хорошо танцевать только вальс, а остальные знал плохо, несмотря на уроки знаменитого Иогеля,^[8] к которому его возили с Оленькой каждый четверг.

Сегодня ему было как-то очень легко с Сонечкой. Не было и тени того смущения, какое он обыкновенно чувствовал в ее присутствии. Разговаривая с ней в перерыве между двумя фигурами, он шутя назвал ее «маленькою блондинкой», «la petite blonde». Она сказала, что это неправда, что волосы у нее темнее, чем у него. Завязался спор. Он смело подхватил ее под руку, повлек к трюмо и крепко прижал один из ее локонов к своей курчавой голове.

Сонечка покраснела.

— Видите, ваши светлее, — говорила она, стараясь выдернуть свой локон из его пальцев.

А он не пускал и смеялся.

— Я вам буду писать письма из Петербурга, — шепнул он ей на ухо, когда они возвращались на место. — Хорошо?

— Только непременно в стихах, — отвечала Сонечка, тихонько пожав ему руку.

Александра это привело в восхищение. В следующей фигуре котильона он прыгал, болтал и хохотал так звонко, что вызвал наконец замечание Надежды Осиповны, которая давно уже следила за ним.

— Vous vous conduisez mal, Alexandre,^[9] — сказала она (по-французски она говорила детям «вы»).

Но ему было так весело, что он пропустил слова матери мимо ушей.

В десятом часу дальние гости — с Арбата, Пречистенки, Поварской — стали разъезжаться. Уехали и Сушковы с Сонечкой, жившие на Большой Молчановке. Александр выбежал их проводить. Когда лошади тронулись, Сонечка приветливо улыбнулась ему на прощание. Колеса заскрипели по песку. Он смотрел на удалявшуюся коляску, пока она не выехала из переулка и не скрылась за углом. Потом вернулся в гостиную и, никем не замеченный, уселся в уголку.

В гостиной уже горели свечи. На круглом столе стояли вина, печенья и фрукты. Горничные девушки, под надзором Арины Родионовны, разносили чашки с чаем. Бабушка в стороне раскладывала пасьянс, зорко наблюдая в то же время за угощением. Иногда она подзывала к себе Арину Родионовну и шепотом отдавала какие-то распоряжения, а та в ответ утвердительно кивала.

Между дамами шел легкий разговор — о московских происшествиях, о последнем гулянье на Тверском бульваре, о парижских модах, о здоровье княгини Трубецкой и о том, какая она скряга.

— А покушать все-таки любит, — проговорила графиня Бутурлина. — Повар никак угодить ей не может: денег она дает грош, а требует, чтобы все было по вкусу.

— А повар-то у нее, знаете, с язычком, — заметил Василий Львович. — Надоела она как-то ему своими попреками, ну, он и скажи ей: какая, мол, непрозрачная душа обитает в вашем сиятельном теле. Затейливо!

— Ну и что же? — с любопытством осведомился граф Дмитрий Петрович Бутурлин.

— Высекли, разумеется, — с улыбкой ответил Василий Львович.

Александр, сидевший в стороне, поднял голову. В доме Пушкиных никогда никого не секли. Ему было странно, что княгиня Трубецкая, у которой он бывал на детских танцевальных вечерах, способна на такие тиранские поступки.

Надежда Осиповна рассказала о замечательных свойствах травки --">