Марио Пьюзо - Четвертый Кеннеди

руки правосудия. Но со временем он, Ромео, будет объявлен героем, который помог изменить нынешние жестокие порядки, сбросить оковы, пригибающие человечество к земле. Преступное в одном столетии становилось святым в следующем. И наоборот, с улыбкой подумал он. Первый папа, взявший имя Иннокентий^[1] много сотен лет тому назад, издал буллу, узаконившую пытки, и был объявлен святым за то, что силой устанавливал истинную веру и спасал души еретиков.

Ромео с иронией думал о том, что церковь канонизирует папу, которого он собирался убить. Он создаст нового святого. И как он ненавидел их, всех этих римских пап: Иннокентия IV, Пия, Бенедикта… Они так старались очистить мир от грехов, накапливая богатства, подавляя настоящую веру, в основе которой лежала свобода человека, эти напыщенные колдуны, калечащие человечество своей магией невежества, извращающие истину.

Он, Ромео, один из Первой сотни Христов Насилия, поможет стереть с лица земли эту отвратительную магию. Первая сотня, которую только невежды могли называть террористами, действовала в Японии, Германии, Италии, Испании и даже в славящейся тюльпанами Голландии. Но не в Америке. Этот бастион демократии, место рождения свободы, мог дать миру только интеллектуальных революционеров, которые падали в обморок при виде крови; которые взрывали бомбы только в опустевших домах, предупредив людей о том, что их надо покинуть; которые полагали, что совокупление на лестницах зданий, где размещались государственные учреждения, и есть проявление бунтарства. Какими же жалкими выглядели эти потуги! Неудивительно, что в Первой сотне не было ни одного американца.

Ромео вырвался из грез. Какого черта, он даже не знал, сотня ли их. Может, пятьдесят, может, шестьдесят, но «сто» – число символическое. Именно такие символы объединяют массы и привлекают внимание прессы. Наверняка Ромео знал только одно: он – из Первой сотни, так же, как его друг, профессиональный террорист Джабрил.

В одной из многочисленных церквей Рима зазвонили колокола. Страстная пятница, шесть часов. Еще час, и придет Джабрил, чтобы еще раз уточнить все этапы этой сложнейшей операции. Убийство папы станет первым ходом в тщательно продуманном шахматном дебюте, и открывающиеся перспективы вдохновляли романтическую душу Ромео.

Джабрил был единственным человеком, который вызывал у Ромео благоговейный трепет. Джабрил в полной мере познал предательство правительств, лицемерие власть имущих, опасный оптимизм идеалистов, промахи даже самых опытных террористов. Но прежде всего Ромео видел в Джабриле гения революционной войны. Ему были чужды милосердие и инфантильная жалость, свойственные большинству людей. Джабрил видел перед собой только одну цель: освобождение человечества.

Более жестокого человека встречать Ромео не доводилось. Он сам убивал невинных людей, предавал родителей и друзей. Разделался с судьей, который однажды уберег его от тюрьмы. Ромео понимал, что политическое убийство может рассматриваться как разновидность безумия, и соглашался заплатить эту цену. Но когда Джабрил сказал ему: «Если ты не можешь бросить бомбу в детский сад, значит, ты не настоящий революционер», – Ромео честно ответил: «Этого я сделать не смогу».

Но папу он убить мог.

И тем не менее в последние темные римские ночи отвратительные демоны, наполнявшие его сны, рвались наружу, покрывая тело холодным потом.

Ромео вздохнул, скатился с грязных простыней, чтобы побриться до прихода Джабрила. Он знал, что опрятность Джабрил оценит как добрый знак, свидетельство высокого морального духа. Джабрил, как и многие сенсуалисты^[2], придавал значение внешнему облику. Ромео, истинный аскет, мог жить и в дерьме.

* * *

Шагая на встречу с Ромео по улицам вечернего Рима, Джабрил, как обычно, следовал положенным правилам конспирации. Но, по существу, все зависело от внутренней дисциплины, верности товарищей, неподкупности бойцов Первой сотни. Однако ни они, ни даже Ромео не знали, в чем состоит его миссия.

Араб по происхождению, Джабрил мог легко сойти за сицилийца, как, впрочем, и большинство арабов. На тонком, смуглом лице выделялась нижняя часть – значительно более мощные, тяжелые челюсть и подбородок, словно природа добавила на них лишний слой кости. В свободное от работы время он отращивал шелковистую бороду, скрывающую тяжесть нижней челюсти. Но, участвуя в операции, всегда ее сбривал. Ангел Смерти, он --">