Виталий Александрович Закруткин - В бурунах

сопротивления немцы, пока не оказывали. Их дозоры, бороздившие степь на броневиках, исчезали, уклоняясь от стычек. Пленные в один голос заявляли, что в ближайших селениях стоят только мелкие гарнизоны, которые вряд ли смогут оказать значительное сопротивление. Сминая эти гарнизоны, казаки быстро продвигались вперед и вскоре натолкнулись на первую линию вражеской обороны, растянутую по глухим степным хуторам: Кирилин, Бежанов, Демакин, Березкин.

Немцы встретили казаков танковыми контратаками, но конники, после короткой артиллерийской подготовки, прорвали линию немецких укреплений и, оставляя свои растянувшиеся в степи обозы, устремились в прорыв.

Третьего декабря немцы осторожно сообщили в очередной сводке:

«Несколько дней тому назад на фланге германских войск в районе Моздока появилась дерзкая кучка донских и кубанских казаков. Командованием отдан приказ о немедленном уничтожении этой кучки».

* * *

Узнав о продвижении казаков, я выехал на попутной машине из Грозного в Микенские леса. В станице Червленной наша грузовая машина благополучно перебралась по шаткому деревянному мосту через Терек и, разбрызгивая жидкую грязь, понеслась по шоссе на запад. Свинцово-серый Терек сердито шумел неподалеку от шоссе, то ворочая тяжелые камни на плесах, то разливаясь мутной полосой в широких поймах.

Декабрьский ветер, неся снежинки и мелкие капли дождя, ломал голые ветви мелькавших у дороги старых ветел, завывал, пригибал к земле влажные, почерневшие от сырости стебли неубранных подсолнухов. На западе грохотала яростная пушечная канонада.

Неподалеку от Микенской мы свернули с шоссе налево и поехали прямо к темнеющему на горизонте лесу. Уже через сорок минут я отогревался в блиндаже. Простуженный капитан в меховой безрукавке, устало поглаживая седеющие виски, снабдил меня новой картой-пятиверсткой и объяснил обстановку.

Там же, в жарко натопленном блиндаже, я встретился с моим давним знакомым, капитаном Виктором Васильевым, который по заданию инспектора кавалерии ехал к донским казакам и, узнав, что я тоже разыскиваю казаков, предложил мне место в своей машине.

* * *

На рассвете мы покинули Микенскую. Казаки все время были в движении, и в штабе нас предупредили, что мы едем на свой риск и страх, так как точное расположение кавалерийских частей неизвестно и никакой «линии фронта» в степи нет.

— Там сейчас шляются немецкие броневики и отдельные вражеские отряды, — сказал нам капитан, — так что вы смотрите в оба. Но самое опасное — отсутствие дорог. Езжайте строго по компасу и никуда не отклоняйтесь, иначе вы приедете прямехонько к немцам…

После столь невеселого предупреждения флегматичный шофер Васильева завел крытый брезентом «газик», и мы ровно в семь часов утра оставили гостеприимный Микенский лес, пересекли линию железной дороги Гудермес — Моздок и, огибая ищерский участок фронта, повернули на северо-восток, в направлении на хутор Лаврентьевский, откуда, как нам сказали, начинались ворота кавалерийского прорыва.

Было безветренное декабрьское утро. Пасмурное небо низко висело над степью. Изредка пролетали мелкие капельки дождя. Левее нас погромыхивала пушечная канонада, — это наши части вели бой за Ищерскую. Васильев сидел впереди, рядом с шофером, положив на колени трофейный автомат; я, окруженный банками с бензином, одеялами, дорожными мешками с провизией, сидел сзади, не выпуская из рук «маузер».

Вокруг расстилалась холмистая песчаная пустыня, дикий и мрачный бурунный край, навевающий тоску и тревогу. На протяжении тысячелетий сюда, в низкую равнину, лежащую на двадцать метров ниже уровня океана, ползли сыпучие каспийские пески, постепенно покрывшие огромное пространство. И это песчаное море волнообразно простиралось перед нами.

Где-то впереди нас должны были находиться отмеченные на карте одинокие фермы овцеводческих совхозов, но мы ехали и ехали, и ничего, кроме песков, не было видно, только комья перекати-поля неслись по гребням седых бурунов.

— Приятная картина, — пробормотал сквозь зубы Васильев, — тут сам черт ногу сломит. Лучше уж плыть по морю, там хоть горизонт виден.

Действительно, как только наш «газик» сползал вниз, ничего, кроме ближних бурунов, не было видно; мы кружились среди этих проклятых, похожих один на другой бурунов, сбивались с направления, поминутно останавливались, чтобы прислушаться к --">