Вадим Михайлович Кожевников - В полдень на солнечной стороне

боя люди измученные, лопата из рук валится, на три штыка выкопают, и всё.

- Гриша, ты о чём со мной говоришь? - возмутилась Соня.

- В бою, знаешь, нечаянно даже убивают, приходится соображать о последствиях.

- Ну зачем ты так? - скорбно сказала Соня.

- Для того, чтобы ты на передовую не ходила, не отважничала. Я человек выдержанный. Отнесем на плащ- палатке. Салют из личного оружия, и закопаем.

- И тебе меня не жалко?

- Потому и говорю грубо - не ходи.

- А как же встречаться?

- Может, сразу после боя? Или на марше?

- Глупый ты, по расписанию не любят.

- Ну смотри, я тоже не железный. Не станет тебя, у меня тогда ничего существенного на всю жизнь, - пригрозил Петухов.

- Гриша, а у тебя в довоенной жизни какой самый - самый счастливый день?

Петухов задумался, потом сообщил:

- Сестренка у соседа стекло мячом вышибла, а я признался, будто это я. Он меня прутом, а мне смешно - обманул.

- Ну зачем ты себя, хорошего, так уродуешь? - упрекнула Соня. - Всегда от меня защищаешься грубостью.

- Это верно - защищаюсь, - буркнул Петухов. - Я ведь и смотреть на тебя пристально не могу, такая ты вся складная, светлая.

- Блондинка, - подсказала Соня.

- Не люблю я этого слова - блондинка, - поморщился Петухов. - Его почему-то с подмигиванием произносят. Даже в морду хочется дать, как услышу.

- Вот видишь, какой ты нервный стал.

- Будешь нервным, когда в полнокомплектной дивизии живой силы - десять тысяч штыков, а вашего брата сотни не наберется.

- Значит, гордись, что я тебя из десяти тысяч выбрала, - торжественно сказала Соня.

- То есть как «выбрала»? - вскипел Петухов.

- А так, - улыбнулась Соня, - целилась, целилась и пиф-паф - прямое попадание в твоё так называемое сердце.

Петухов взял ладони Сони в свои, прижал к своему лицу, потом стал целовать её руки между пальцами. Соня тяжело задышала, лицо её побледнело.

Немецкий снайпер, наблюдая через оптический прицел, бил по насыпи окопа, в котором находились Петухов и Соня. На выстрелы вражеского снайпера ответил наш. Забил немецкий станковый, по нему ударили из ротного миномёта. Соня, держа за шею Петухова, шептала ему в губы: - Ну и пусть, пусть стреляют, а нам хорошо, а мы с тобой бессмертные...

4

Ночью Петухов с группой бойцов работал на заминированной полосе, готовя проходы для танков, и он поймал себя на том, что было так несвойственно ему.

При извлечении самых сложных взрывных устройств у него потела не только спина, но и руки, и пальцы его не были, как прежде, уверенными, самостоятельными, когда он вывинчивал взрыватели.

Всё это Петухов оценил как последствие столь взволновавшего его признания Сони, от которого он и стал чрезмерно дорожить своей жизнью, хотя раньше никогда за сохранность своей жизни столь недозволительно не опасался.

Потом он хмуро пожаловался Соне:

- Если по-человечески, так я изо всех, может, самый счастливый. Потому, что такая, как ты, вся при мне. Даже при личном твоем отсутствии, а вся при мне. Я думал, такого не бывает. А вот получается... бывает. Но всё-таки мое соображение по поводу этого самого - тоже правильное. Пока война, личное счастье не содействует правильному поведению в боевой обстановке, а отвлекает от поставленной задачи. На минном поле работал и из-за тебя так собой дорожил, аж пальцы деревенели на взрывателях, а такое их поведение может вызвать даже нежелательный эффект.

Глаза Сони мгновенно осветились радостью, но тут же озабоченно погасли, она поспешно произнесла шепотом:

- Я вам, товарищ лейтенант (Петухов тогда ещё был только младшим лейтенантом), даже клянусь чем хотите, больше ни словечка о нас с вами, ну только самый обыкновенный разговор, будто мы только сегодня познакомились, а как насчёт завтра - мы вовсе не интересуемся. Так согласны?

- Не получится. Слова, они сами по себе полезут, от души. Да и без слов всё теперь ясно, - сокрушенно признался Петухов.

- Так как же быть? - тревожно спросила Соня. - Может, временно попроситься в чужую часть?

- Ещё хуже, пожалуй, получится, - вяло промямлил Петухов. - Я себя по этой линии ещё не знаю, не испытывал, но, возможно, вдруг полного доверия у меня к тебе не обнаружится?

- Ревновать станешь! - радостно рассмеялась Соня. - Так это мне просто приятно!

- Тебе! А мне - как ржавый взрыватель.

- Ревность - доказательство любви, - наставительно сказала Соня.

- От такого доказательства люди страдают хуже, чем от слепого ранения, - хмуро обронил Петухов.

За Петуховым в части --">