Сборник - Дни боевые

лохмаодного узнает

их.

—

—

11*

ВАЛЕРИЯ ГЕРАСИМОВА

164

той папахе,
глазах,

со

также

слезами,
показался

чю

явно

блестели

на

смущенно-радостных

знакомы».

А салют приближался к концу. Он, казалось, звучал все громче, все
торжественнее.
Рукоплескания прокатились по площади.
Саша также захлопал в маленькие ладоши. Слезы выступили на
глазах его матери. И, повинуясь тому же непреодолимому приказу, который заставил ее выйти на улицу, женщина высоко, как знамія, подняла

и

протянула

к

Кремлю

сына

майора Кузнецова.

(

Семен

Кирсанов

ДВА ДУБА.
Два дерева стоят вблизи Березины,
Два дуба двести лет ветвями сплетены.
Под их листвой пылит дорога полевая,

'

Скрипит крестьянский воз, их сеном задевая.
Сопутствуя волам под шумною листвой,
Пастух выводит тут мотив наивный свой.
Вот промелькнул возок времен Екатерины,
В Москву сестер-невест вывозят на смотрины.
Вот с Альпами в глазах проходят в листопад
Усатые полки суворовских солдат.
Дубовый павший лист засушен и заржавлен.
Над ним с пером в руке задумался Державин.
Два гренадера здесь шатаются в бреду.
О, зарево Москвы в двенадцатом году!
Закутались они в дырявые знамена,
Где мерзнут на шелку орлы Наполеона.
Как строгие столбы карающей судьбы,
Их провожают вдаль безлистые дубы.
Слой пыли на листы нанес проселок пыльный,

Под

ними шел

И у седых

в

Сибирь свободолюбец ссыльный,

стволов

по

Подпольщик проезжал,

белизне зимы
бежавший из тюрьмы.

Тут сходку майскую увидели впервые
И флаги Октября деревья вековые.
Все реже люди шли к их золотой красе
Южнее пролегло широкое шоссе.
Седые столяры о тех дубах забыли,
Стальные топоры двух братьев не срубили,
К забытому пути из ближнего села

—

СЕМЕН

166

КИРСАНОВ

Лишь узкая тропа

болотами

вела.

Тут раннею весной, когда луга клубились,
Крестьянский паренек и девушка любились.
И первые ростки проснувшихся дубов

/

Благословляли их апрельскую любовь.
Но лето летовать не довелось любимым':
За лесом встал пожар, и потянуло дымомі,
И орудийный громі потряс дубовый ствол,
И танк с кривым крестом под ветками прошел.
Проселком смертных мук дорога эта стала,
К немецким лагерям плелась толпа устало.
Узлами корневищ стонала глубь земли,
И мучеников к тем деревьям подвели.
Беспомощно в ту ночь с ветвей свисала зелень:
У дуба правого любимый был расстрелян,
У дуба левого
замучена она.
На вековом стволе кора обожжена.
Сквозь тело в плоть дубов слепые впились пули
И сердцевину их до сока резанули.
—

Слова,

слетевшие

с

девичьих

скорбных губ,

Листвою повторил зеленогорбый дуб.
И снова влажный луг порос болотной травкой,
Проселок двух дубов стал партизанской явкой,
И раздавался здесь ночами тайный свист,
И пропуском друзьям служил дубовый лист,
И к шопоту друзей прислушивались ветки,
И были на стволе условные отметки,
И партизанский нож однажды поутру
Любимых имена нарезал на кору,
И глубоко в земле могучий вился корень,
Так дух простых людей живуч и непокорен!
Когда за сотни верст сраженья отнеслись,
—

Тут

люди

Родине

и

Сталину

клялись.

В осенние дожди и в зимние морозы
За лесом под откос валились паровозы,
И с каской набекрень валялся враг в снегу,
Дубовый лист на грудь приколот был врагу!
Не орденский листок Железного Креста,
А месть врагу ножомі
сквозь золото листа!
Однажды на заре вновь запылил проселок,
И в ветви залетел и срезал их осколок.
—

над рвущейся листвой,
третий дуб поднялся
дымовой.
Железная гроза дубам ломала руки,

Запело,
И

понеслось

рядом

—

Но не напрасно им пришлось отведать муки,
Вот немец выбежал и спрятался за -ствол,
Но мстительный свинец и там врага нашел!
И на седую пыль проселочной дороги

Ступил отряд бойцов,

—

запыленных и строгих,
С медалями в пыльце, с ресницами в пыли,
С сияньем на лице они на запад шли.
И два седых ствола с листвой старинной меди
Вдруг выросли в пыли воротами к победе.

167

ДВА ДУБА

Могучая листва
как триумфальный свод
С незримой надписью: «Сорок Четвертый Год».
—

вздыбила листва коней --">