Евгений Витальевич Веникеев , Владимир Федорович Петров - Всплытие. Звездный час "Весты"

отечески назвал его по имени, — все мы сегодня были в руках божьих.

— А что я батеньке скажу?! — эта мысль только что пришла Володе в голову, и он зарыдал с новой силой, представив, как он приносит весть о смерти Андрея отцу.

— Я сам напишу вашему отцу, — отвечал Баранов. — Он офицер и понимает, что судьба погибнуть в бою может выпасть любому военному моряку. Но я утешу его тем, что ваш брат пал за отечество, как герой, на боевом посту, следя за полетом своей бомбы, которая, возможно, и пробила вражеский каземат. А сейчас постарайтесь уснуть, я освобождаю вас от вахты.

— Как Михаил Платонович? — спросил Володя. — Опасно ли ранен?

— Не хочу огорчать вас, вы, наверное, как и все на корабле, любили его, но Франковский говорит, что вряд ли доживет до завтра.

Баранов ушел, Володя подумал, что никогда не сможет уснуть, но утомленный боем и слезами мгновенно заснул, как был — в сюртуке и ботинках.

В шесть утра «Веста» пришвартовалась на своем старом месте у Таможенной пристани. Яковлев с тоской смотрел на знакомые места — всего несколько дней назад он ходил здесь с братом, осматривая разрушенный город. Казалось, все было очень давно — в какой-то другой жизни. Рубежом между этими двумя существованиями был день боя и снаряд с броненосца, унесший столько жизней.

Несмотря на ранний час, на палубе появился Баранов в парадном мундире. В эту ночь он почти не спал — писал донесение главному командиру и телеграммы о бое. Сейчас он отправился доложить о случившемся старшему морскому начальнику в Севастополе — командиру порта контр-адмиралу Попандопуло.

Спустили шлюпку и с возможной заботливостью перенесли туда Михаила Платоновича. Владимир подошел к носилкам, лейтенант был без сознания, еле заметное дыхание колыхало одеяло, которым он был укрыт. Если бы не это почти незаметное движение, он бы ничем не отличался от убитых. Володя, глядя на его красивое лицо, с уже заострившимися чертами, вспомнил, как еще недавно они беседовали, стоя именно здесь, у левого борта; как вчера Перелешин рвался в море атаковать на катере броненосец…

— Помилуй его душу, господи, — вздохнул рядом матрос, — говорят, безнадежен.

— А может, доктора в госпитале и вылечат, — ответил другой.

Володя вытер слезы, всей душой надеясь, что случится чудо и доктора действительно вылечат Перелешина.

Вслед за ним в шлюпку опустили носилки с двумя ранеными матросами. Лейтенант Кротков с перевязанным лицом спустился по трапу сам, опираясь на руку доктора и при каждом движении кривясь от боли в спине.

Гребцы осторожно, стараясь не плескать и не шуметь, плавно тронули шлюпку, направив ее на противоположный берег Южной бухты, где в полуразрушенной казарме был устроен временный морской госпиталь. Володя проводил шлюпку взглядом, а когда обернулся к берегу, то с удивлением заметил, что пристань полна пароду. Здесь молча стояли с непокрытыми головами босоногие яличники, мастеровые, бабы-торговки с раннего базара. Смотрели на разбитый вельбот и катер на палубе «Весты», на изуродованную мортиру, на железные борта корабля, изъязвленные оспинами от турецких пуль.

Вскоре от пристани вверх по каменным лестницам двинулась скорбная процессия. Впереди офицеры несли тела Чернова и Яковлева, следом шли матросы с носилками, на которых лежали девять их павших товарищей. Толпа на причале раздалась. Многие крестились, слышались вздохи и всхлипывания баб. Тела пронесли под полуразрушенной в осаду башней и внесли в широкие двери маленькой Михайловской церкви.

Мертвых положили перед аналоем, старый дьячок зажег свечи, в полумраке храма их мятущееся пламя бросало тени на лица убитых и, казалось, они оживают. Все вышли — отпевание и похороны были назначены на завтра.

Через два часа на шлюпке из госпиталя вернулся Франковский и сообщил, что Перелешин умер, не приходя в сознание. Старший офицер заперся в своей каюте и не выходил до вечера.

Ужин в кают-компании был печальным. Направляясь туда, Володя слышал, как Баранов, не желая беспокоить Перелешина, сам давал приказания боцману насчет завтрашнего дня.

— Возьмешь сколько надо матросов и в шесть утра пойдешь на шлюпке на Михайловское кладбище рыть могилу. Понял?

— Так точно, ваше благородие, обе могилы акурат выкопаем, — отвечал боцман.

— Почему обе? — несколько оторопев, спросил командир.

— А как же, ваше благородие, одну для благородных, офицеров то есть, а --">