Юрий Ильич Дружников - Розовый абажур с трещиной

человечества. Мы словно играем роли по давно написанным пьесам и бодро делаем вид, что открываем новое и идем вперед. Где уж всем! Всерьез ревизуют что-либо одиночки, но у них не жизнь, а каторга. Мы не из их числа.

Для самого Сергея Сергеича знания делились на две группы: для других и для себя. И распространение знаний, что были для других, являлось, между нами говоря, просто его службой. Да, книги, которые он пишет, фальшивы, и другими они быть не могут по определению. Так ведь и читатель это понимает, значит, он не обманывает читателя. Но то, что остается вне этого для себя, есть ублажение остатков духа, который пока еще, к счастью, не полностью деградировал, и жить можно.

Книги, что теперь лежали перед историком Никольским под розовым абажуром, были старыми, а значит, настоящими. В отличие от современной лжи, которая просто липа, ложь далекого прошлого как бы материализуется. Теряя контакт с жизнью, она перестает быть ложью, становится данностью и не раздражает.

Последней к этим книгам - Никольскому уже все рассказали прикасалась глубокая старуха, наследница графа. Книги тогда были свалены в подвале краеведческого музея, размещенного во флигеле графского дворца. Каждый день, кроме церковных праздников, старуха, стуча о паркет клюкой, приходила в музей и, купив входной билет, осматривала остатки своей мебели. На билеты уходила вся ее пенсия. Одета графиня была неряшливо и, по слухам, почти ничего не ела несколько лет, только дышала и пила воду. А воздух и вода в Гомеле, хотя и не очень хорошие, но бесплатно.

Переместившись в библиотеку, графиня долго сидела не шевелясь, положив руки на книги и закрыв глаза. Казалось, дремлет или щупает у книг пульс. Потом она медленно листала фолианты. Когда попадались рисунки, бормотала что-то себе под нос, смотрела страницы на свет. Она оживала, разговаривая с нарисованными людьми. А уходила - лицо опять мертвело.

Розе хотелось поговорить с московским интеллигентным человеком, и она еще вчера рассказала Никольскому подробности про неофициальную достопримечательность города. Нечасто в областной библиотеке появлялись столичные гости такого масштаба. Роза зарумянилась, большие черные глаза ее заблестели и ожили. Шепот придал разговору таинственность. Никольский с грустью признался Розе, что у него со старухой есть что-то общее: он, как и она, после многих лет чтения только по делу теперь решил почитать для себя. Без практического выхода.

- Где же она, эта роковая женщина?-спросил Никольский, пристально посмотрев на Розу.

- Книги музей передал нам, мы их - в спецхран, а допуск ей к книгам оформить было нельзя. Кто будет за нее ходатайствовать? Смешно?

- Смешно,-согласился Сергей Сергеич.-А ведь это ее собственные книги, не так ли?

Она печально кивнула, притворив ресницы. Потом подумала и прибавила:

- Директриса сказала, что книги народные.

- Ах, народные...-усмехнулся он.-Действительно, как это я сразу не сообразил?

Так у него с Розой возникло взаимопонимание. Это было еще до того, как они пошли смотреть книги. Роза повела его по железной винтовой лестнице в подвал, бывшее бомбоубежище. Свет был неяркий, но достаточный для того, чтобы видеть корешки. Книги стояли в беспорядке, все равно они почти никому не выдавались.

- Здесь сыро,-поежился он.-Вам не холодно?

- Я привыкла.

Они шли между железными полками, то и дело касаясь друг друга, и обоим это было приятно. Что-то в ней вдохновляет, отметил он, не без удовольствия глядя на ее округлости.

- Ну, девятнадцатый век смотреть не будем,-пробурчал он,-неожиданностей вроде бы не может быть. А восемнадцатый - вот этих толстячков - можно поднять.

Стопы набрались большие.

- Тут есть мальчик,-сказала она.-Он вам все сейчас принесет.

Безо всякого смущения она поднималась над его головой по винтовой лестнице, и зрелище это ему еще больше понравилось.

- Сейчас не надо приносить. Я хочу только заказать, а читать начну завтра, если позволите.

Он едва улыбнулся. Подумал, не пригласить ли ее поужинать, но решил, что пока преждевременно.

- К завтрому все для вас будет готово. Мы работаем с десяти до десяти.

- Запомню.

Помедлив, она прибавила:

- А я завтра с двух.

2.

Пришел он часа в четыре. На лекции для партактива было несколько вежливых вопросов - ровно столько, сколько положено, чтобы докладчик остался доволен собой и залом. После обеда с секретарем по пропаганде и завотделами в спецзале обкомовской столовой --">