Николай Елпидифорович Каронин-Петропавловский - Безгласный

С. Каронин (Николай Елпидифорович Петропавловский) Безгласный

Что он был безгласен — это пункт, противный мнению всего парашкинского сельского общества, к которому причислена была его душа, означенная в ревизских сказках под именем Фрола Пантелеева; и если бы кто взял на себя смелость утверждать, что Фрол Пантелеев мало пригоден в тех случаях, когда требуется способность ходить по прихожим и умолять, и стал бы приводить тот всем известный Аакт, что Фрол Пантелеев любит молчать, а при необходимости — выражаться кратко, то все парашкинцы с недоумением опровергли бы подобную клевету, приводя многочисленные свидетельства в пользу Фроловой способности подвергать себя всем печальным невыгодам гласности.

После того как парашкинцы получили право открыто говорить о себе при посредстве гласных учреждений^[1], Фрол, в качестве единственного письменного человека на все общество, еженедельно доказывал свою письменность на деле, так что известность его как письменного человека и, пожалуй, как ходатая была настолько обширна и прочна, что он и сам в конце концов убедился в невозможности не писать и не тыкаться от одного начальства к другому.

В просьбах о ходатайстве он отказ считал немыслимым. Часто он передавался в руки своих клиентов с отчаянием, потому что должен был бросать собственное хозяйство. Не было ни одного человека, который не знал бы его избы, стоявшей посреди села и подпертой с двух сторон колышками, надо думать, не с целью архитектурных украшений. Здесь, починивая обыкновенно сапог, расхудавшийся вследствие продолжительных странствований, он выслушивал мольбы своих посетителей; здесь он часто с свойственной ему решительностью говорил: "Провалитесь вы совсем! Возьму и убегу, провал вас возьми!" Но здесь же он неминуемо должен был сознаваться, что ни посетители его никуда не провалятся, ни он никуда не убежит. И с этим грустным свойством его знакомы были все парашкинцы, во всех трех деревнях, составлявших их "опчество"; даже Иван Заяц, сосед Фрола, в своем еженедельном беспамятстве, вспоминал не писаря и никого другого, а Фрола. Проходя мимо избы последнего, с разодранной рубахой, сквозь которую просвечивало его медное тело, он считал как бы своей обязанностью зайти к соседу.

— Фрол, — начинал он, озирая избу осоловелыми глазами.

— Чево? — отзывался Фрол, ковыряя сапог и чувствуя, что уступит просьбе пьяного.

— Пиши к мировому!

— Насчет каких делов?

— Каких? Насчет, например, побиения меня около волости Федоткой — вот каких! — нагло объяснялся Заяц, вспомнивший, что его поколотили.

— Проснись, дурова голова! Кольями бы тебя отвозить так ты бы не стал лакать винище-то… Уйди! Недосуг! — с негодованием возражал Фрол.

Приди Иван Заяц не в таком неразумном виде, Фрол уступил бы. Если он часто отказывал Ивану Зайцу в просьбе, то лишь потому, что последний и сам забывал о только что случившемся побиении его Федоткой. Чаще же всего случалось, что Фрол бросал распоротый сапог и шило, шел к столу и безропотно начинал возить пером по загаженной мухами бумаге. Если его грамотность и поражала всегда неожиданным сочетанием букв, вследствие чего местный мировой судья постоянно "помирал со смеху", читая Фролове писание, тем не менее многочисленные почитатели Фрола считали себя вполне удовлетворенными и доказывали свое удовольствие гонораром, не известным ни одному адвокату в мире.

Что касается "опчества", то Фрол положительно никогда ему не отказывал. Был ли он занят чем, метался ли, подобно угорелому, справляя какую-нибудь домашнюю страду, но, лишь только обращался к нему с просьбою сход, он бросал все и шел на сход. Всем известно было, что на сходе по доброй воле он бывал редко; если же и случалось ему там присутствовать, то он всегда старался забиться в самый дальний угол и молчал, редко бросая робкое слово в общую кучу воплей; по большей же части он был приводим туда силой. Когда на сходе замечалась нужда в какой-нибудь важного значения "письменности", то немедленно все решали: привести Фрола. Отряжался депутат к Фролу. Но Фрола, например, дома не было; депутат шел туда, где он был. Фрол, например, на гумне; депутат шел на гумно. Приходя туда, депутат садился на краю тока, на котором разложены были снопы ржи, и начинал, например, так:

— Бог помочь, Фрол!

— Спасибо, — угрюмо отвечал Фрол, чувствуя недоброе.

Минута молчания.

— Рожь?

— Рожь. --">