Вячеслав Викторович Подкольский - Дичок

устроил такую штуку: получив с рубля пятьдесят копеек сдачи и отойдя несколько шагов от лавки, он наклонился к земле и начал шарить руками и плакать. Нашлись сострадательные прохожие, которые стали спрашивать, о чём он плачет, и Федька пояснил, что у него был хозяйский рубль, и пятьдесят копеек из него он потерял, что идти домой он боится, так как его будут бить за это. Растроганные прохожие давали ему, кто что мог, и таким образом он набрал семьдесят шесть копеек. Это Федьке так понравилось, что он решил поступать и впредь так же, чтобы накопить денег и купить часы и брюки «навыпуск».

После того, как обнаружилось вымогательство Федьки с «давальцев», хозяин стал посылать иногда с заказами Осафку. В одном доме ему дали гривенник. По возвращении в мастерскую, он отдал его хозяину и доложил, смотря по обыкновению куда-то в сторону:

— Хорошо, сказали, и дали гривенник.

Никита Гаврилыч рассмеялся и велел Осафке гривенник взять себе. Долго думал Осафка, что ему с ним делать, и наконец, после переговоров с Федькой, нанял его за копейку написать бабушке письмо, в котором хотел излить свою тоску по деревне. Осафка так много и несвязно говорил о чём писать, что Федька сразу его осадил:

— Так я тебе за одну копейку-то и стал рацеи разводить!

Больше он не хотел и слушать Осафку и начал писать, что самому приходило в голову. Быстро кончив письмо, Федька не пожелал даже его перечитать вслух, запечатал в конверт, написал адрес и сказал:

— Давай копейку-то, да семь на марку, я сам отправлю письмо, — тебе не суметь, деревенщине!

Ответа на письмо от бабушки Осафка, конечно, не получил, и было ли оно послано Федькой — осталось неизвестным. Прождав и не получив ответа, Осафка и с этим порешил, что это нестоящее, не мужицкое дело.

III

Так прошла зима, и приближалась Пасха. Веяние весны совсем взбудоражило Осафкину душу. Он страшно томился в мастерской и часто выбегал на крыльцо, прислушиваясь к чириканью налетевших в соседние сады птиц. Однажды Осафка заметил, что травка у забора позеленела. Это привело его в такой восторг, что он сбежал с крыльца и несколько раз перекувырнулся по ней через голову, тут же порешив, что он уйдёт из города. По ночам его головёнка усиленно работала над планом побега.

На первый день Пасхи мастерская опустела. Хозяева находились наверху, в своей квартире, оба подмастерья отправились ходить по колокольням городских церквей, Федька пошёл к матери, а Ваську отпустили на всю святую неделю к родным в деревню. Осафка опять остался один-одинёшенек. В час дня хозяйка плотно накормила его обедом и посоветовала ему:

— Что тебе сидеть одному-то? Поди погуляй!

Никита Гаврилыч ради праздника подарил Осафке гривенник на орехи, а Арина Тимофеевна, кроме того, отыскала для него старенький пиджачишка сына и такие же сапожонки. Нарядившись, Осафка с недоверием и даже с каким-то пренебрежением оглядел себя кругом и вышел за ворота, на улицу. День, как почти всегда бывает первый день Пасхи, был светлый, радостный. На утомлённых постом и предпраздничной работой лицах прохожих в новых, праздничных нарядах лежала печать какого-то юного умиления и радости. Эта радость наполняла весь воздух, выливаясь неудержимым, весёлым трезвоном колоколов. Постояв несколько минут у ворот и видя частые христосования прохожих, Осафка сочувственно ухмыльнулся и побрёл налево. Пройдя две-три улицы, он очутился на крутом берегу родной своей Волги. Здесь был радостный праздник не только у людей, но и у самой природы. Освободившаяся ото льда река, не зная удержу, металась мутными волнами к берегу и, ударившись о него, шумливо пенилась, спеша к другому, низменному, где преград ей не было, и где она мощно расстилалась, затопляя дворы и домики городского предместья. Увидев этот простор и какую-то безумную свободу Волги, Осафка сам обезумел и, не заметив даже удобного спуска с берега в виде лестницы, стремглав спустился с крутизны к самой воде. Тут он увидел подходивший пароходик-перевоз, тащивший за собой огромный паром, переполненный людьми и телегами. Осафке тотчас же мелькнула мысль переехать на другой берег, на котором стояла и его родная деревня, чтобы полюбоваться знакомым разливом. Ощупав в кармане гривенник, подаренный хозяином на орехи, Осафка решил отказаться от лакомства и употребить его на плату за переезд. Когда паром освободился, Осафка, заплатив пятачок, вошёл на него и примостился около --">