Александр Стеклянников - Roots of future realisations

Стеклянников Александр Roots of future realisations

Александр Стеклянников

Roots of future realisations

Громады воздушных масс плыли над вельдской степью. Солнечный вихрь раскалял власяницу пожухлых трав и отражался от земной твердыни струями дрожащего воздуха над сковородой вельдской равнины. Она тряхнула головой и на миг прикрыла глаза. В то же мгновение весь мир закружился вокруг нее, вытянулся в спираль, изогнувшись, сделал скачок в прошлое, и перед ее внутренним взором предстали события давно минувшие, либо вовсе не существовавшие, кроме как в воображении неизвестно какой из личностей в длинной череде образов давно умерших предшественниц ее. А она, помнящая то, чего никогда не случалось с нею, могла ли она теперь сказать о себе - Вельда - не отринув самую индивидуальность свою, составляемую, как известно, у большинства из нас лишь из архивов точек зрения. Это было давно. Так давно, что имена участников этих событий стерлись из памяти потомков, книжных анналов и народных песен. И лишь в ее, Вельды, душе сохранились воспоминания о делах былых, невероятных, необъяснимых.., как будто произошло это совсем недавно, на днях. Руки хранят следы прикосновений холодного металла, губы помнят слова, сказанные века назад и готовы их повторить. Не единожды драма сия разыгрывалась, и не будет конца череде подвигов, совершенных во имя твое, Жизнь. Вельду снова затягивало туда, в прошлое. И снова круг замкнулся, и змея укусила свой хвост. Взгляд старой, седой, сгорбленной Вельды растворился в нефрите ночного неба, пролился звездным дождем седого холодного света над только что вышедшей из океанической колыбели девственно юной сушей, пал каменным узором на обветренные скалы северной окраины, был принят миром Бель-Иль и пророс старой как мир и вечно новой историей. Нестерпимо горячий воздух вельдской равнины не обжигал обветренного смуглого лица с правильными чертами. Она стояла неподвижно на крепких длинных неутомимых ногах, и грубое кожаное одеяние сидело на ней как литое, повторяя каждый изгиб весьма мускулистого, но не менее изящного тела. "Что-то... что-то такое?.." - она провела тыльной стороной ладони по челу, чуть смазав охряной узор на лбу, и, обессиленная, присела в колышущиеся травы. Потрескавшиеся губы беззвучно шевелились, веки опустились, спрятав дикий взор за частоколом ресниц, и она не видела, что на горизонте, страшно деформируемая вдоль и поперек потоками жара от земли, появилась фигура всадника на лошади. И по тому, как сия фигура медленно вырастала, можно было судить, что путь его (или ее) лежит к этому самому месту, где, тяжко опустив плечи и преклонив голову, сидела с непокрытой головой Вельда. Всадник приближался. Она сидела в прежней позе; возможно, она пыталась своим примитивным умом связать в одну логическую цепь то, что... что она знала. Но тому, что она знала, не было места в ее простой и конкретной логике. И это несоответствие, как зияющий провал с отвесными стенами и без дна, завораживал, пугал, озадачивал ее. Всадник приблизился настолько, что глухой стук копыт уже не мог быть незамеченным острым слухом дочери степей. Но она сидела неподвижно. Всадник подъехал вплотную, спешился, прихрамывая, бесшумно приблизился к сидящей на твердой как камень земле и произнес: - Айа хом чакри. Стремительно вскинула голову Вельда, гордо взглянула на всадника, смерила взглядом всю его фигуру, широкую грудь, лицо в шрамах, задержала взор на левой ноге-протезе, сделанном столь искусно, что лишь при пристальном рассмотрении можно было заметить, что нога его из деревянной плоти, встала, произнесла: "Айхи!" - откинула огненно-рыжие волосы со лба и ушла взглядом за раскаленно-желтый горизонт, в ожидании, в едва уловимой растерянности. Широко вздымалась и опадала грудь мужчины, покрытая малиновым панцирем из бычьей кожи. Зрачки его, остановившиеся на узоре на лбу Вельды, расширились. "Кодрак исса!" - быстро сказал он, выхватил из-за пояса зазубренный нож, замахнулся и тут же осел, как будто без сил; ни единого звука не вырвалось из его горла, ибо он был уже мертв. Из перерубленной почти наполовину его же собственным ножом шеи хлынул алый поток, запузырившийся, заклокотавший, оросивший желтые травы, желтую землю, желтые сапоги лучшего воина в округе, а теперь просто умирающего калеки. Вельда снова стояла неподвижно, и лишь пульсирующая жилка на виске говорила о бешеном напряжении, в котором пребывало все существо ее. Гордость --">