Илья Петрович Штемлер - Мой белый, белый город

Илья Штемлер
Мой белый, белый город

Илья Петрович Штемлер МОЙ БЕЛЫЙ, БЕЛЫЙ ГОРОД Маленькая повесть в шести новеллах

Прошло много лет, как я уехал из города, где родился.

Но в памяти моей он сохранился все таким же - под тяжелым, яростным солнцем, полным липкого морского ветра.

Ветер надувал развешанные по дворам на веревках простыни, рубашки, наволочки. И город казался огромным парусником, если можно представить кривые улочки, древнюю крепость как корабельные надстройки…

В те годы по утрам меня будили зеленщики, старьевщики - мелкие продавцы мелкого товара.

А еще в те годы в мечети на минаретах не было микрофона, и слабый голос муэдзина не мог согнать с меня сон, хотя мы жили рядом с почитаемой всем мусульманским миром древней мечетью Таза-Пир.

Каждый год я стараюсь побывать в своем городе. И с каждым приездом моим город меняется настолько, что, кажется, и небо меняется. И море…

Недавно я вновь приехал в Баку.

Днем была жара, и я работал ночами. А спать ложился на рассвете, при пении муэдзина с минарета мечети Таза-Пир. Теперь он пел довольно громко: на минарете установили микрофоны, со всех четырех сторон.

Микрофоны - это уже не детство. Они появились после того, как я, окончив институт, уехал из Баку.

Кое-кто вообще утверждает, что и вместо старика муэдзина на минарете поставлен магнитофон, срабатывающий от часового механизма ровно в пять утра. Чтобы правоверные не проспали первый намаз.

Я этому не верю. Не хочу верить…

Кто бросит в нее камень?

Каждый из нас подбирал себе камень по вкусу.

А выбор был: в соседний двор с полмесяца как привезли машину камней. Собирались рыть колодец. И вот уже с полмесяца как вечерами спорили жильцы соседнего двора: каждый хотел, чтобы колодец вырыли поближе к его квартире.

Рабочие - губастый Ибрагим и его жена - сидели под тутовником, ели лаваш с виноградом и ждали, когда кончится спор и укажут место, где рыть колодец. Они сидели с шести вечера дотемна, изредка обращая лица в сторону окна, из которого доносились наиболее громкие крики.

- Холера бы взяла этого Гитлера и тебя, Таир! - кричала горбатая Зейнаб. - Был бы мой муж рядом, он бы не допустил, чтобы его жена-инвалид таскала ведро воды почти из Арменикенда. О-о…

- Какой Арменикенд?! Что ты мелешь, глупая женщина? - возражал ей старый Таир, председатель артели по ремонту обуви. - Десять шагов от моей квартиры и двенадцать от твоей. Всего на два шага разница!

Таир выскакивал во двор и отмерял шаги в разные стороны, словно искал место, где зарыли клад. В парусиновых брюках он казался большим белым циркулем…

- Два шага до твоей могилы, Таир! - вопила Зейнаб. - Посмотри, какие шаги ты делаешь для себя и какие для меня, несчастный!

Таир хлопал себя по дряблым ягодицам и нервничал:

- Клянусь жизнью, эта женщина может свести с ума академика из Академии наук! Пойми, женщина: если шагать наоборот - будет центр. А в центре колодец копать нельзя. Постановление исполкома!

Губастый Ибрагим молча жевал свой лаваш с виноградом, щуря черные глаза, разъеденные дымом от кипящего кира, - днем он работал кирщиком, заливал крыши киром. А его жена испуганно замирала, придерживая кусок лаваша у рта.

Груда камней с каждым днем уменьшалась - прекрасный, отполированный морем крупный галечник - ребята за ним приходили даже с Бондарной улицы, а это не так уж и близко, надо сказать. Но куда не пойдешь в поисках хорошей биты для игры в «цукорий»…

Наконец позавчера Ибрагим в разгар перепалки соседей завернул виноград и лаваш в газету «Вышка». Встал. Плюнул в кучку оставшихся камней, закинул на плечи две лопаты и пошел со двора. Жена подхватила большую плетеную корзину - зембиль, плюнула в то же самое место, куда плюнул муж, и выругалась по-русски, как ругался дворник, косой Захар, когда читал сообщение о наступлении немцев…

- Все из-за твоего упрямства, женщина! - кричал Таир. - Они самому председателю суда Алекперову колодец рыли.

- Лучше бы они этому Алекперову что-нибудь другое вырыли, - подхватила Зейнаб. - Моей племяннице два года дал. А за что?! Сколько людей сейчас спекулируют, и ничего! Война, жить трудно. Кто крутится, тот живет…

Итак, выбор у нас был широкий, и каждый мог подобрать себе камень по вкусу. Правда, вкус почти у всех мальчишек совпадал - бита должна быть не круглая, чтобы не катиться, лучше всего овальная и тяжелая, чтобы сбить «цукорий»… Игра --">