Афанасий Афанасьевич Фет - Я пришел к тебе с приветом…

                                                                   носок.

Жалко… да нет – хорошо, что никто не видал,

                                                        как взглянула

       Ты на сестрицу, когда та приходила сюда

Куклу свою показать. Право, мне кажется, всех бы

       Вас мне хотелось обнять. Даже и брат твой, шалун,

Что изучает грамматику в комнате ближней,

                                                            мне дорог.

       Можно ль так ложно его вещи учить понимать!

Как отворялися двери, расслушать я мог,

                                                          что учитель

       Каждый отдельный глагол прятал в отдельный

                                                                    залог:

Он говорил, что любить есть действие —

                                                          не состоянье.

       Нет, достохвальный мудрец, здесь ты не видишь

                                                                    ни зги;

Я говорю, что любить – состоянье, еще и какое!

       Чудное, полное нег!.. Дай бог нам вечно

                                                                любить!

<1847>

«Я знаю, гордая, ты любишь самовластье…»

Я знаю, гордая, ты любишь самовластье;

Тебя в ревнивом сне томит чужое счастье;

Свободы смелый лик и томный взор любви

Манят наперерыв желания твои.

Чрез всю толпу рабов у пышной колесницы

Я взгляд лукавый твой под бархатом ресницы

Давно прочел, давно – и разгадал с тех пор,

Где жертву новую твой выбирает взор.

Несчастный юноша! давно ль, веселья полный,

Скользил его челнок, расталкивая волны?

Смотри, как счастлив он, как волен… он – ничей;

Лобзает ветр один руно его кудрей.

Рука, окрепшая в труде однообразном,

Минула берега, манящие соблазном.

Но горе! ты поёшь; на зыбкое стекло

Из ослабевших рук упущено весло;

Он скован, – ты поешь, ты блещешь красотою,

Для взоров божество – сирена под водою.

Июль 1847

«Ее не знает свет, – она еще ребенок…»

Ее не знает свет, – она еще ребенок;

Но очерк головы у ней так чист и тонок,

И столько томности во взгляде кротких глаз,

Что детства мирного последний близок час.

Дохнет тепло любви, – младенческое око

Лазурным пламенем засветится глубоко,

И гребень, ласково-разборчив, будто сам

Пойдет медлительней по пышным волосам,

Персты румяные, бледнея, подлиннеют…

Блажен, кто замечал, как постепенно зреют

Златые гроздия, и знал, что, виноград

Сбирая, он вопьет их сладкий аромат!

<1847>

«Эх, шутка-молодость! Как новый, ранний снег…»

Эх, шутка-молодость! Как новый, ранний снег

Всегда и чист и свеж! Царица тайных нег,

Луна зеркальная над древнею Москвою

Одну выводит ночь блестящей за другою.

Что, все ли улеглись, уснули? Не пора ль?..

На сердце жар любви, и трепет, и печаль!..

Бегу! Далекие, как бы в вознагражденье,

Шлют звезды в инее свое изображенье.

В сияньи полночи безмолвен сон Кремля.

Под быстрою стопой промерзлая земля

Звучит, и по крутой, хотя недавней стуже

Доходит бой часов порывистей и туже.

Бегу! Нигде огня, – соседи полегли,

И каждый звук шагов, раздавшийся вдали,

Иль тени на стене блестящей колыханье

Мне напрягает слух, прервав мое дыханье.

<1847>

«Лозы мои за окном разрослись живописно и даже…»

Лозы мои за окном разрослись живописно и даже

      Свет отнимают. Смотри, вот половина окна

Верхняя темною зеленью листьев покрыта;

                                                         меж ними,

      Будто нарочно, в окне кисть начинает желтеть.

Милая, полно, не трогай!.. К чему этот дух

                                                         разрушенья!

      Ты доставать виноград высунешь руку на двор, —

Белую, полную ручку легко распознают соседи,

      Скажут: она у --">