Гайто Газданов - Мэтр Рай

заговорить вслух, он не услышал собственного голоса. Мэтр замолчал; он продолжал пребывать в непривычном ему мире каких-то образов и звуков; его не переставала путать их тревожная несущественность.

— Боксер, — с усилием подумал мэтр, и койка медленно полетела к креслу. — Боксер путешествует и зарабатывает деньги кулаками. Потом вернется в свой Буэнос-Айрес и узнает какую-нибудь гадость: например, что у его жены есть любовник. Это, наверное, неприятно.

Пароход бросало из стороны в сторону. Мэтр, уставив неподвижные глаза на боксера, продолжал думать:

— Да, а потом эти прекрасные мускулы станут дряблыми и ни одна женщина… Он не мог вспомнить, что — «ни одна женщина». — Да, ни одна женщина не захочет ему принадлежать… Если он, конечно, не заплатит. А потом и женщин не будет нужно. И останется смерть и воспоминания.

И удивительно и неожиданно мэтр Рай вспомнил юношу-итальянца. Это было тогда, когда мэтр жил в Милане и благодаря его усилиям итальянская полиция раскрыла заговор анархистов. Юноша, о котором вспомнил мэтр, был одним из деятельных членов партии и ближайшим товарищем Рая. На очной ставке, узнав, что мэтр — француз и провокатор, он закричал ему в лицо:

— On te rappelera ca un jour!

— Vous etes un comedien^[3], — ответил тогда мэтр.

— Теперь он сидит в тюрьме, — думал мэтр. — Конечно, комедиант я, а не он. А когда он выйдет из тюрьмы и встретится со мной?.. Я не боюсь его. Но что я ему отвечу? Я болен, — опомнившись, сказал мэтр.

Волнение сразу стихло. Прежняя ясность мысли на некоторое время вернулась к мэтру. — Все пустяки, — сказал он, — это просто редкая разновидность морской болезни. — Но заснуть он все-таки не мог и долго ворочался на койке. Старая детская песенка вдруг всплыла в его памяти, и он тотчас же вспомнил и ее простой мотив:

Quand j'etais petit

Je n'etais pas grand,

J'allais a l'ecole

Comme les petits enfants.^[4]

Мэтр улыбнулся от удовольствия, что вспомнил мотив, и стал потихоньку петь и думал, что вот этот детский мотив и есть самое лучшее, что было в его жизни. — Все остальное, — с улыбкой говорил себе он, — все дела, деньги, женщины и рестораны — все это грязно и ненужно. А это хорошо:

Quand j'etais petit

Je n'etais pas grant…

Он посмотрел на кресло и увидел, что боксера нет. Тем лучше. И тотчас же стукнула и открылась дверь и в каюту вошла русская актриса: на ней были легкий капот и ночные туфли. Но мэтр Рай, улыбаясь, взглянул на нее, увидел ее едва прикрытое томительное тело — и остался лежать. — Monsieur, — сказала актриса, и мэтр вежливо и задумчиво улыбнулся, почти не слушая ее. — Monsieur, — исступленно повторила она, — voulez vous tromper mon amant avec moi?^[5]

Мэтру захотелось смеяться. — Разве она может понять, — думал он с веселым лицом, — что это совсем ненужно и неважно?

— Non, madame, — сказал он, едва удерживаясь от смеха, — поп, madame, je n'en ai aucune envie.^[6]

Тотчас же вслед за этим актриса вышла вон, хлопнув дверью, — и мэтр Рай перестал смеяться. — Что я сделал? — сказал он; и вся ужасная бессмысленность его поступка стала ему ясна. — Я отказался? Два дня тому назад я заплатил бы ей большие деньги. Я болен! — закричал он. — Я болен! Я болен!

Он суетливо заерзал на койке; сильная головная боль мешала ему думать. Он вытянулся и, наконец, заснул.

Пароход подходил к Константинополю. Над светлой водой Босфора летали бессчисленные белые пятна чаек, похожих издали на перистые и движущиеся облака, которые рассыпались при соприкосновении с морем и затем опять возникали, колеблясь в прозрачном воздухе. Все пассажиры вышли на палубу, и грек, стоявший рядом с боксером, объяснял ему:

— Вот это Пера, вот это Галата, вот это Стамбул.

Они проезжали вдоль берега; белые и желтые виллы выходили из воды, блестели вышки минаретов: солнце ярко светило, и было тепло. С пристани доносился сплошной и резкий крик, маленькие тяжелые лодки, в которых турки гребли, стоя спиной к корме и глубоко погружая весла, пересекали Босфор во всех направлениях. На мосту, соединяющем Стамбул с европейской частью города, толпилось множество народа, и мэтр вспомнил, что, когда он в первый раз подъезжал к Константинополю и увидел это скопление людей в одном месте, ему показалось, будто произошла катастрофа. Пароход между тем шел все медленнее и, наконец, остановился на рейде; его тотчас же окружили лодки. Перевозчики, перебивая друг друга, предлагали свои лодки, и мэтр --">