Константин Михайлович Станюкович - Том 2. Два брата. Василий Иванович

в человека.

Таких стариков напоминал и старик, сидевший на крыльце и пристально всматривавшийся на дорогу.

– Пора идти, Иван Андреевич! – раздался из комнаты приятный и мягкий, несколько взволнованный женский голос.

И вслед за тем на крыльцо торопливо вошла пожилая, среднего роста женщина, загорелая блондинка, крепкого, здорового сложения, с приятными и мягкими чертами лица, сохранившего еще следы прежней красоты. Но главным украшением этого лица были глаза – большие, светлые, серые глаза, светившиеся кротким выражением. Под мягкими лучами взгляда этих кротких глаз точно становилось теплей на душе, – так много было в них нежной любви и какого-то симпатичного добродушия. Достаточно было взглянуть в эти глаза, чтоб сразу отгадать кроткое, привязчивое, доверчивое создание – одну из тех женских натур, для которых главный смысл жизни заключается в привязанности и самоотвержении, а счастие – в счастии любимых людей.

Марья Степановна – так звали жену Вязникова – держала в руках шляпу и палку мужа и, подавая их, снова повторила:

– Пора, пора, Иван Андреевич! Коля скоро должен быть.

Счастливая улыбка сияла на лице матери. Необыкновенной нежностью звучало в ее устах имя сына.

– Идем!.. Приедет ли только Коля сегодня? – обронил Иван Андреевич, подымаясь с лавки.

– Сегодня приедет, непременно приедет. Увидишь!.. Вчера не приехал – верно, в Москве что-нибудь задержало.

Муж и жена вышли за ограду, отделявшую усадьбу от поля, и повернули по узкой черной полосе проселка, пролегавшего между зеленью хлебов, встречать старшего сына, которого третий день как ждали из Петербурга.

Они шли под руку скорыми шагами, пристально всматриваясь в даль дороги. Оба молчали. Каждый из них думал о сыне.

– А Вася где? – спохватился Иван Андреевич, останавливаясь.

– Вася с утра куда-то ушел.

– И, по своему обыкновению, не сказал куда? – усмехнулся отец.

– Ты ведь знаешь, он не любит, когда его спрашивают. Верно, к Лаврентьеву в Починки. Они приятели. А то у кого-нибудь из мужиков в деревне.

– Разве он не знает, что Коля обещал быть вечером?

– Знает. Он сказал, что придет встретить.

– Сказал?

– Да.

– Ну, если сказал, так придет! – уверенно заметил Иван Андреевич.

И Вязниковы пошли далее.

– Странный мальчик! – как бы в раздумье проговорил Вязников.

– Это ты про Васю?

– А то про кого же? Коля человек как человек.

– А что же в Васе-то странного? Душа-то какая добрая, а если немного дик – что ж тут особенного?

– Ты напрасно заступаешься! – улыбнулся Иван Андреевич. – Малый-то он добрый и честный, я знаю не хуже тебя, но это не мешает ему быть странным. Совсем он у нас за год омужичился и одичал. Робинзоном каким-то стал. Знаешь, за каким делом я его вчера на лугу утром застал? За косьбой! Коса его не слушается, а он-то старается, он-то старается. Пот градом катится с его лица, видно устал. Здоровье у него не то, что у Коли. Увидал Вася меня, вспыхнул весь и оправдывается: «Я, говорит, еще учусь. Увидишь, как через неделю косить буду». Чудак! Ему в академию надо готовиться, а он точно собирается в мужики!

– Он это так, быть может для моциона! – заступилась Марья Степановна.

– Ты думаешь, для моциона? – с едва заметной усмешкой проронил Иван Андреевич.

Он замолчал и пристально вглядывался на дорогу. Начало смеркаться. Вязников взглянул на часы и покачал головой.

– Пора бы Коле приехать. Поезд уж час тому назад пришел. От станции всего десять верст.

В это время из-за перелеска, тянувшегося вдоль дороги, вышел длинный, неуклюжий, худощавый юноша в блузе, высоких сапогах и маленьком картузе на большой кудрявой голове. Он запыхался от скорой ходьбы и обтирал пот с бледного, болезненного, задумчивого лица.

– Откуда ты, Вася, усталый такой? – спросил Иван Андреевич.

– Спешил не опоздать. От Лаврентьева, папа. В лес ходили. Пилка там…

– Уж не пилил ли и ты?

– Пилил! – ответил, краснея, юноша.

– Вредно тебе, Вася, – вставила мать. – Опять грудь заболит!

– Не заболит, мама, не бойтесь. А Коля, видно, не приехал, – прибавил он.

– Не опоздал ли поезд?

– Сбегать узнать, мама? – вызвался юноша.

– Это десять-то верст сбегать? – усмехнулся отец.

– Велика важность – десять верст! Мужики не по десяти верст отхватывают. Сходить?

– Не надо! – резко заметил Иван Андреевич.

Несколько времени они шли по дороге. Марья Степановна тревожно взглядывала то на мужа, то вперед, – не покажется ли на --">