Андрей Ефимович Зарин - Нить Ариадны

Зарин Андрей Ефимович
Нить Ариадны

Андрей Зарин

Нить Ариадны

Красивая молодая Елизавета с ненавистью и страхом служила одною прислугою у старого развратного ростовщика Георгия Кандуполо.

Она была взята из Воспитательного дома, и голубая кровь одного из ее родителей сказывалась в нервных ноздрях ее изящного прямого носа, в тонких бровях и маленькой руке; а красная грубая кровь другого -- в ее росте, широкой груди и низком упрямом лбе, -- что делало ее красавицей, возбуждающей зависть у богатых клиентов Кандуполо.

Она попала к нему 16-летней девчонкой, когда жива была еще его жена, старая ведьма с крючковатым носом и пучком седых волос на подбородке. Она сидела в кресле на колесах, постоянно с палкой в руке, и Елизавета возила ее по всем четырем комнатам, а старуха за всякую малость ругала ее и била палкой.

-- Ничего, Лизавета, -- говорил ей старый Кандуполо, -- она скоро сдохнет. Потерпи немного.

Его голос звучал ласково, из-под густых бровей на нее устремлялся горячий взгляд, и ей становилось страшно.

Но, запуганная с детства, совершенно не знающая жизни, она думала, что этот дом -- единственное ее убежище, и рабски покорно мирилась с своей долей.

Старуха померла, и старик после ее похорон напился и, пьяный, сказал Елизавете:

-- Видишь, и подохла. Я знал. Ну, вот ты и одна. Ну, вот и береги меня. Что, любишь старого? -- И дрожащими руками он обнял ее и приблизил к лицу ее синие холодные губы.

В нем была тайная сила власти над нею. Высокий, жилистый, худой, с длинной седой бородой, с крючковатым носом и острыми темными глазами под нависшими бровями, мог ли он нравиться расцветающей красавице.

Жилистые руки с крючковатыми пальцами, синие губы с холодной склизкой чешуей могли ли дать ей наслаждения ласки. Но она послушно шла на его зов и равнодушно отворачивалась от молодых и красивых, статских и военных щеголей, которые посещали старого грека, чтобы брать у него деньги за векселя, за драгоценные вещи, за риск фамильной честью и за страх уголовного суда.

Один гусарский ротмистр говорил Елизавете:

-- Брось старого черта. Я тебя барыней сделаю, пыль на тебя не опустится, в шелке ходить будешь. Брось.

Елизавета только улыбнулась и отвела в сторону протянувшуюся к ней руку.

-- Нет, его нельзя мне оставить. Никак нельзя, -- сказала она тихо.

Вечером старый горбоносый грек укладывал в открытое бюро толстые пачки денег и гортанным голосом говорил стоящей в дверях Елизавете.

-- Соблазнял дурак.

-- Что там. Болтал только...

-- Дурак. На тебе заклятие -- мне служить, а он лезет. Захочу, обращу его в осла, в кошку. Немощь ничтожная. Чья ты? Ну, чья?

Он захлопнул крышку бюро и устремил на Елизавету блестящий взгляд.

Лицо ее побледнело, она задрожала и, идя к нему, говорила:

-- Твоя, твоя...

-- И помни это. Заклятие на тебе, -- как в полусне слышала она его голос.

Жили они затворниками.

Парадная дверь запиралась на ключ, на тяжелый дверной крюк, на толстую цепь и никто не входил через нее сразу.

Резкий голос Кандуполо спрашивал через дверь, кто звонит. Потом Елизавета открывала дверь настолько, насколько допускала короткая цепь и, когда Кандуполо убеждался в безопасности, Елизавета впускала посетителя.

Задняя дверь на лестницу из кухни запиралась тоже на засов и крючок, а когда наступало время спать, дверь из передней в комнаты замыкалась на замок, комната, где стояло бюро с деньгами и сундук с вещами, запиралась тяжелым железным болтом; вторая дверь из кухни на черный ход замыкалась тоже, и все ключи осторожный грек брал с собою.

-- Так, Лизавета, нам спокойнее, -- говорил он, совершив обход по комнатам, -- злые люди, как волки зимою, так и рыщут. Вот моего друга знатный офицер убил. И подумать нельзя. -- И он рассказывал ей процесс Ландсберга.

Кроме клиентов у них никого не бывало. Елизавета справлялась по хозяйству одна, да и хозяйство было незатейливо, и дни ее текли монотонно, как падающие из крана капли воды.

Душа ее дремала, страсти спали и немногие книжки, которые она читала, не будили ее воображения.

Однажды, когда после всех предосторожностей, Кандуполо ушел по делам из дому и Елизавета осталась одна, -- с черной лестницы раздался звонок.

Елизавета подошла к двери и окликнула. Ей ответил веселый мужской голос.

-- Не бойсь. Капитан Дунин письмо с экстрой шлет. Чтобы ответ ему.

-- Самого дома нет, -- отозвалась через дверь --">