Владимир Яковлевич Ленский - Незнакомка

Ленский Владимир Яковлевич
Незнакомка

Владимир Ленский

Незнакомка

В окно с утра ослепительно режет солнце, и на подоконнике комнатная роза зеленеет в желтом блеске солнца новыми прозрачными листьями. Теплый воздух гулко дрожит и повторяет все звуки и голоса, несущиеся в открытую форточку из глубокого, как колодезь, двора. На высоте шестого этажа видно бледно-синее небо, крыши и трубы, залитые солнцем. Чувствуется простор, прозрачность, пьяный воздух голубой, весенней высоты...

Я лежу на диване, глаза сами закрываются. Лень, слабость во всем теле, а в душе -- тихое ликование, словно случилась большая радость. А вся радость в том, что пришла весна... Сквозь веки вижу красный, огненный свет. И этот свет, теплый воздух, звуки, голоса, льющиеся в форточку, становятся моими мыслями, бродят в голове, как овцы в поле, беспорядочной толпой...

В передней -- звонок. Кто-то пришел с улицы и стоит у двери. Спрашивает -- голос молодой девушки:

-- Дома?..

И проходит по коридору, торопливо шурша платьем, постукивая высокими каблуками... И ее голос, шуршание шелка и стук каблуков также становятся моими мыслями и рисуют образ девушки, никогда мною невиданной. Она блондинка или брюнетка. Маленькая и тонкая или высокая, с полной грудью и круглыми бедрами. Ее лицо может быть детски-нежным, или строго-печальным, бледным или цветущим. Но при всем этом, она непременно обаятельна своей молодостью и чистотой и от нее пахнет весенней улицей, воздухом, солнцем...

-- Стук, стук, стук...

Показалось мне, или в самом деле кто-то постучал тихонько в дверь?..

-- Стук, стук, стук...

Я вскакиваю с дивана и растерянно бормочу:

-- Войдите...

Потом, опомнившись, бегу к двери и, повернув ключ, открываю. На пороге -- прекрасная незнакомка. Мне бросается в глаза большая, черная шляпа, закрывающая темной тенью лицо до губ, и в этой тени блестят большие, черные глаза. На груди, на черном платье, золотая цепочка с медальоном. "Она брюнетка, высокая, с узкими бедрами", -- мысленно определяю я: "но что привело ее ко мне"!!?

-- Простите... я прочла ваше объявление... Вы ищете переписчицу?..

-- Я?.. Нет... да... не знаю... Ах, да!.. Зайдите, пожалуйста!.. Я ужасно рассеян и совсем позабыл...

Тут, очевидно, какое-то недоразумение. Нигде я не помещал объявления и никогда не искал переписчицы. Она просто спутала номера дома или квартиры. Но сказать ей это и, значит, сейчас же расстаться с ней -- мне не хочется. Мне тут же приходит в голову: "отчего бы мне, в самом деле, не написать романа и не взять эту девушку переписчицей?!!" И в эту минуту, любуясь хорошенькой незнакомкой, я нисколько не сомневаюсь в том, что могу написать красивый, большой роман, хотя за всю свою жизнь, кроме писем и бухгалтерских таблиц, я не написал ничего...

Я придвигаю к ней кресло, и она, грациозно подобрав трен, опускается в него и сидит прямо, выжидательно глядя на меня. Сам я сажусь против нее на стул и, приняв независимый вид, щурюсь от солнца и небрежно объясняю ей, рассматривая свои пальцы, освещенные солнцем:

-- Видите ли, мне пришел в голову один сюжет... Конечно, это не первый сюжет, который приходит мне в голову... Я хочу написать роман... нет, я уже пишу роман... Да, роман, которым завершится целый цикл, под названием "Королевская дочь", или "Тридцать шесть симфоний северной весны"... Это будет тридцать шестой и последний роман этого цикла...

Она сидит в кресле стройно и неподвижно. Лицо ее серьезно, но глаза, в темной глубине зрачков, игриво теплятся лукавым огоньком смеха. Она прочла на дверях мою фамилию, -- такого писателя она не знает, и, вероятно, думает, что видит перед собой графомана, пишущего роман за романом, которым не суждено увидеть света... Розовое ушко ее, насторожившись, слушает, нижняя губка шаловливо вздрагивает и поджимается. Девушка старается придать своему лицу серьезное выражение, потому что здесь дело идет о заработке и еще потому, что с ней все же говорит писатель, который написал тридцать пять романов и теперь пишет тридцать шестой. Но ей не удается сохранить в лице серьезность и выразить в нем некоторую почтительность. Солнце обливает ее всю золотым светом, оставляя в тени под шляпой только лоб с черным локоном, брови и глаза. Ушко покраснело и смешливо топорщится, прислушиваясь к звукам, врывающимся в форточку. Маленькие узкие руки с длинными пальцами (наверно, играет на рояли) мнут и разглаживают на коленях лайковые --">