Владимир Яковлевич Ленский - Трагедия брака

становился бешено диким, что-то стонало, кричало, рыдало, словно за стеной бушевало целое море, или огромный лес, на который обрушилась сорвавшаяся с неба буря... И вдруг, что-то упало, рухнуло, посыпалось -- с треском, грохотом, звоном -- и потом разлилось долгое испуганное, зловещее -- шу-у -- шу-у -- шу-у...

Холодный пот облил все тело Кедрова, сердце упало и замерло. Он внезапно поднял с подушки тяжелую, словно налитую свинцом голову -- и увидел жену, стоявшую в одной рубашке между буфетом и дверью кабинета. Она смотрела на него большими полными страха, глазами, скрестив на груди руки, словно желая спрятать от него какой-то свой умысел, какое-то тайное намеренье. Мгновенье стояла она неподвижно, потом глаза ее беспомощно обежали комнату, она вздрогнула, колыхнулась, протянула руку к буфету -- и стала есть землянику из корзинки, оставленной с вечера на краю мраморной доски буфета. Движения ее были естественны, то, что она делала, было в высшей степени обыкновению и просто -- ее, вероятно, мучила жажда, и она утоляла ее земляникой. Но Кедрова не оставлял страх, охвативший его в первое мгновенье пробуждения, и, еще не очнувшись как следует от сна, он вскрикнул глухо, сдавленным от ужаса, голосом: -- Что такое?..

Она не отвечала и продолжала двигать рукой, беря из корзинки и кладя в рот ягоды, и эти простые, естественные движения как-то жутко не гармонировали с ее остановившимся испуганным взглядом неестественно больших, тревожно наблюдающих за ним глаз. Он хотел подняться, крикнуть -- но голова его стала вдруг непомерно тяжелой и упала на подушку, подкошенная внезапно охватившим ее сном... "Не спи... проснись..." -- шумели деревья. "Проснись..." -- звенело у него в ушах, стучало в голове... И в ужасе, в смертельной тоске борясь со сном, он заскрежетал зубами, дернулся всем телом -- и оторвал голову от подушки...

Около буфета уже никого не было. За окном стояла глубокая тишина, словно испуганные деревья онемели и замерли, прислушиваясь к чему-то необъяснимо-страшному, совершавшемуся в мертвой тишине комнат...

В столовой было уже совершенно светло; в спальне от синих штор стоял бледный, голубоватый сумрак. Кровать Ольги Викторовны была пуста, голубое одеяло лежало на полу...

Кедров поднялся, тупо, неподвижно глядя на дверь кабинета. Она была полуоткрыта, и оттуда доносился сдавленный, прерывистый шепот... И вдруг, сразу поняв, что случилось, Кедров сел и стал зачем-то торопливо одеваться. Он весь дрожал, пальцы прыгали и не слушались... Уже одетый, он снова присел на диван и сдавил пальцами стучавшие виски...

Дверь из кабинета тихо скрипнула, и на пороге показалась Ольга Викторовна. Увидев мужа, она, казалось, вскрикнула всем своим исказившимся от ужаса лицом, но не издала ни звука и застыла на месте. Рука ее инстинктивно дернулась было к буфету, к корзинке с земляникой -- и бессильно упала вниз...

С минуту они молча смотрели друг на друга. У обоих в глазах был безграничный, тупой, животный страх, какой бывает только во сне, во время кошмара... Кедров поднялся, растерянно провел рукой по волосам, усмехнулся, скривив губы и снова сел. Им овладело вдруг странное спокойствие. Как будто ничего не случилось. В нем все так оцепенело, что не стало даже слышно боли, точившей беспрерывно до сих пор его грудь. Может быть, потому, что самое страшное уже совершилось и больше бояться было нечего. Стоявшая перед ним женщина, в рубашке, с голыми ногами, плечами и грудью, вызывала в нем только чувство брезгливости, отвращения. Он отвернулся и, нетерпеливо передернув плечами, глухо сказал:

-- Уйди...

Она вздрогнула всем телом, словно от удара кнутом и тяжело, неровными, неуклюжими шагами пошла в спальню. Тогда Кедров закрыл лицо руками и, уткнувшись в подушку, зарыдал, оплакивая свою потерю...

----------------------------------------------------

Впервые: журнал "Пробуждение", NoNo 8-10, 1910 г.

Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.

--">