Владимир Яковлевич Ленский - Трагедия брака

Ленский Владимир Яковлевич
Трагедия брака

Владимир Ленский

Трагедия брака

...Однажды Ольга Викторовна проснулась с страстным желанием поехать в город. Она уже две недели не видела петербургских улиц, не слышала городского шума, не гуляла по Невскому. На даче, правда, хорошо, погоды стоят великолепные, солнца столько, что не знаешь, куда от него деваться -- но скучно, смертельно скучно! Один и тот же парк, один и тот же вокзал, одни и те же лица, нарочито праздничные, скучающие и глупые. Ей необходимо поехать, освежиться, окунуться в шумную, живую, кипучую жизнь города. Если она сегодня не поедет, она чувствует, что заболеет. Ею начинает уже овладевать тоска, апатия, бессилие. А вчера ее всю ночь мучила мигрень...

-- Ну что ж, поезжай, -- сказал Кедров, пожимая плечами, удивляясь ее горячности и возбуждению, с каким она говорила о поездке.

Он, впрочем, вполне понимал ее желание -- прокатиться в город; могла же она, действительно, соскучиться за две недели тихой однообразной дачной жизни. Но, слушая ее, он невольно вглядывался в ее порозовевшее от волнения лицо и насторожившимся слухом улавливал в ее голосе какие-то беспокойные, тревожные нотки, словно она страшно боялась, что он вдруг откажет ей и не возьмет ее с собой в город. И чем внимательней он смотрел на нее и вслушивался в звуки ее голоса, тем сильней убеждался в том, что ей нужно зачем-то быть сегодня в городе, что эта поездка таит в себе какую-то важную для нее цель, которую она скрывает от него...

Они вышли из дому об руку, он -- немного хмурый, с утомленным, покрытым болезненной желтизной лицом, с уныло висящими вниз усами, она -- свежая, розовая, хорошенькая, веселая и счастливая. Оттого, что он был ниже ее ростом, некрасив, немолод, рыжеват и лысоват, в то время как она была очень молода и необыкновенно изящна и красива -- дачники прозвали их Менелаем и Еленой. Прозвище это, вероятно, дано было им по их внешнему несоответствию, которое так резко бросалось в глаза, что при взгляде на них, невольно приходило в голову это сравнение. Но для Кедрова оно было источником постоянных подозрений, мучений, сомнений, ревности. Он не мог допустить, чтобы это была просто невинная шутка; люди очень злы, и если дают кому-нибудь прозвище, то непременно меткое, имеющее под собой почву. Если он и его жена стали для дачников Шувалова Менелаем и Еленой, значит что-то есть, что послужило поводом для подобного сравнения, что, может быть, уже знают все и чего не знает только он один. Эта мысль сводила его с ума; он не смел допрашивать жену, имея очень мало данных для подозрений, но следил за каждым ее шагом, взвешивал каждое ее слово и каждый взгляд и ревновал решительно к каждому, кто приходил с ней хоть в малейшее соприкосновение. У него было, хотя единственное, но достаточно сильное основание для подозрений: Ольга Викторовна не любила его, и он это знал...

Сидя в вагоне против жены, он изнывал, мучился от неизвестности: для кого она едет в город? Он перебрал в уме всех знакомых, и ни на ком не мог остановиться. Между ними не было ни одного, кто мог бы, по его мнению, заинтересовать Ольгу Викторовну. "Не Аргонский же, этот пошляк, лгун, пустоголовый фразер?!"

Он предпочел бы сразу узнать все и принять беду, чем бессильно метаться в догадках и предположениях. Ему хотелось схватить жену за руку и крикнуть: "Кто? Только скажи -- кто тот, к кому ты сейчас едешь?.." Его лоб покрывался горячим потом, он в изнеможении откидывался на спинку дивана и закрывал глаза. "Не может быть, чтобы это был Аргонский!.." Но вспоминая это имя, он чувствовал неприятное сосание под ложечкой, и от ревности у него холодели руки и ноги. Он чуть приоткрывал веки и украдкой смотрел на жену. Ее розовое лицо, положительно, выглядело счастливым. Кедров с трудом удерживал в груди глубокий тяжелый вздох...

На финляндском вокзале они расстались. Ольга Викторовна должна была навестить двух знакомых дам, оставшихся на лето в городе, примерить у портнихи новое платье, кое-что купить в пассаже и в гостином дворе. Кедрову же предстоял обычный прием больных в лечебнице на Вознесенском проспекте, где он принимал по женским, детским и накожным болезням. Обедать они решили в "Вене" на Малой Морской, где и условились сойтись в пять часов пополудни...

Мысль об Аргонском не оставляла Кедрова и в лечебнице. Принимая больных, осматривая и расспрашивая их о ходе болезни, он --">