Евгений Александрович Фёдоров - Шадринский гусь и другие повести и рассказы

лежали, плотно улегшись в клети, и ничего не ели. Старший гусак-гусачина сонно поглядывал на Епишку и от еды отказывался. Встревожилось Епишкино сердце: столько вез — и вдруг передохнут. Игумен Аполлинарий, с военной выправкой старик, сродни был Епишке по замашкам, — в кои годы он служил в гвардии и тож был зело изрядный забулдыга. Позвав Епишку в сокровенные покои, к игуменскому столу, спросил строго: «Пригубляешь?»

На столе маняще поблескивали наливки, стояли соленья, балыки, осетринка. У Епишки в горле запершило, дух заняло. Закатил Епишка глаза и изрек сладко:

— Блудлив…

Двое суток после того предавались игумен и писец нощному и дневному бдению. За трапезой вспомнил Епишка и покучился монаху:

— Не жрут окаянные…

Тогда велел ударить игумен в колокола, поставили гусей среди собора и стали служить молебен о здравии царских гусей. Но горе, — у Епишки сердце екнуло, — не жрали гуси. Молитвословие провозглашал игумен, святой водой кропил, но гусей одурь обуяла, только гусак-гусачина в самую назидательную минуту поднялся в клетке и загоготал на всю церковь, словно изрекал:

— Га-га-га!.. Какого вы черта ваньку ломаете?!

Наехал в монастырь пермский воевода, в мундире, при шпаге, по всем воинским артикулам честь гусям отдал. Закручинился воевода, когда прознал, что не жрут гуси. Как, в его граде, да, борони бог, попередохнут царские гуси, что скажет тогда государыня?

Вызвал воевода гарнизонную музыкантскую команду. Выпустил гусей на монастырский двор — благо весна приспевать стала, — махнул воевода платком музыкантам: «Играй, сукины дети!»

Оркестр заиграл мазур-польку. Ох!

Поднял гусак-гусачина голову, потянулся лапами и загоготал весело. За ним гусыни залопотали. Глянул Епишка и возрадовался: сияют бусинки гусиных глаз. На дворе насыпали отборного пшена, поставили корыто с сытой.

Музыка веселей ударила, а гусак совсем отошел и стал клевать и на музыкантов радоваться… Монахи черным гуртом столпились. Диву дались: «Гляди, что музыка делает». Один, что в задних рядах, подальше от игумена, чуть с места не сорвался: «Эх, знатно, ноги сами в пляс рвутся…» Да опомнился: великий пост и монашеское звание велят блюсти лицемерие.

Воевода подобрел, повеселел, расправил браду и хвать игумена по пузу (забыл, что дело идет не в сокровенном игуменском покое):

— Что, чернорясник, и они, чать, в мазур-польке толк знают…

Игумен отвел глаза в сторону: «Ох, грехи наши тяжкие!..»

В понизовье Камы гусиный обоз на колеса стал. На тепле, при вешнем солнце, чуя воду, гуси целый день перекликались…

Глава четвертая о паштете страсбургском и о том, как гуси в благородном собрании гостили

Но оставим на малое время гусиный обоз и мыслию перенесемся в град Тобольск, в губернаторскую вотчину. Губернатор генерал-поручик Денис Иванович Чичерин большой барин был, особо балован императрицей Екатериной Алексеевной, у коей пользовался большим доверием и определен коей в сибирские губернаторы в 1762 году. Людская молва приписывала екатериненскому вельможе великое богатство и царственную щедрость. Так ли сие было на деле, никто не ведал. Доподлинно известно только, что генерал-поручик поразил Сибирь своим вступлением в ее пределы. Одних гайдуков, скороходов, конюхов, поваров, прочих служителей приехало с ним человек ста полтора. Ехал он в богатейшей, изукрашенной гербом карете, в кою впряжено было двенадцать черных коней цугом. За ним следовали приближенные из лиц военных и штатских…

С первого дня водворения сибирский губернатор стал задавать званые обеды, к его столу наезжало ежедневно не менее как по тридцати сторонних особ из разных сословий, а в особые дни и более.

Меж тем той порой, пока шел обоз Епишки в град Санкт-Петербург, губернатора сильно заняли шадринские гуси. Со всего Тобольска скликал он баб-стряпух, из Шадринска грозным наказом стребовал от воеводы знаменитую шадринскую гусятницу Купрениху. Лучше Купренихи никто не мог откорм гусей ставить, потрошить их и блюда готовить. Созвал губернатор стряпчее совещание. Два дня бабы спорили, осипли и охрипли от ругани. Шадринская Купрениха сцепилась с тобольской Андронихой: каким орехом гуся откармливать — то ли грецким, то ли волошским? Опять же: какой откорм должен статься: сальный, полусальный или мясной? Ежели сальный, то опять же он самый может быть насильственный и самоклевом. У баб дело --">