Николай Григорьевич Михайловский - Всплыть на полюсе!

Всплыть на полюсе!

ВЫСОКИЕ ШИРОТЫ

Глава первая

Тревожно завыла сирена. Минуту спустя застрекотали пулеметы, и почти одновременно глухо ударили зенитки. Эхо усиливало гул зениток, пулеметную дробь, и от этого над Полярным разразился невообразимый грохот: главная база Северного флота находилась в кольце заградительного огня.

Капитан второго ранга Максимов сердился, все планы рушились: наметил побывать в штабе флота, до сумерек забежать домой за нужными книгами, но никуда не попал и должен был теперь, торопясь и досадуя, спешить в ближайшее убежище.

В последнее время немецкие самолеты все чаще появлялись над главной базой флота. В полутемном бомбоубежище, вырубленном в скале, Максимов хотел переждать тревогу возле дверей, но люди все прибывали и прибывали, и его вскоре оттеснили чуть ли не на самую середину, под свет единственной лампочки. Оттуда он пробрался к стене и устроился поудобнее в углу на скамейке.

Народу было много, переговаривались тихо, вполголоса, лица не различались. Тонули в полумраке широкого, слабо освещенного пространства.

Где-то поблизости прокатился удар, задрожали стены, лампочка мигнула раз-другой и погасла.

Сразу заговорили громко, кто-то крикнул:

— Товарищ мичман! Позовите электрика. Пусть ввернет новую лампочку.

Человек запыхтел за спиной Максимова и, оттолкнув его, начал продвигаться к выходу.

Максимов встал, пошарил рукой, натыкаясь на спины, и, поняв, что выйти невозможно, снова опустился на скамейку.

Какой-то моряк включил фонарик, и луч его побежал по стенам, потолку, толпе людей.

— Есть у кого спички? — спросили рядом.

Максимов достал из кармана зажигалку, повернул колесико и протянул огонек в темноту. К огню наклонился человек в капюшоне, низко сдвинутом на лоб.

Запахло ароматным табаком. Запах что-то напомнил Максимову, но что именно, он никак не мог определить.

— У вас, кажется, заграничные? — спросил Максимов.

Голос из темноты отозвался:

— Заграничные. Хотите?

Максимов вынул из шуршащей пачки, любезно поднесенной к его руке, сигарету, помял ее в руках, понюхал. Зажег огонь, прикурил и тут вспомнил: такие же сигареты он курил в Испании.

— Приятные, правда? Вы попробуйте сразу затянуться поглубже, тогда почувствуете всю прелесть, — сказал тот, кто дал сигарету.

Максимов прислушался: удивительно знакомый голос…

— Да мне безразлично, какие они на вкус. Из меня курильщик никудышный. Я просто давно этого запаха не слышал, последний раз в тридцать шестом, в Испании.

— Вы были в Испании?

— Так точно!

Максимов силился вспомнить: кто же это такой? Спросил:

— Откуда у вас эти сигареты?

— Из Америки. Только вернулся. Хотите всю пачку?

— Спасибо. Не откажусь.

— Я не охотник до сигарет. Курю трубку. Трубка успокаивает, помогает сосредоточиться. Да и табак трубочный крепче, серьезнее.

Сирена пропела отбой. Распахнули дверь, и холодный воздух ворвался в бомбоубежище.

Людской поток, хлынувший на свет, понес к двери и Максимова. Выйдя из убежища, он раньше всего с тревогой посмотрел в сторону причала, на мачты своих кораблей. Все было в порядке. Когда он собирался повернуть к штабу флота, ему вслед послышался все тот же, как будто знакомый голос:

— Товарищ, а сигареты забыли?

Он взглянул и обмер. Зайцев! Петро!..

В высокой фуражке, обтянутой прозрачным целлофановым чехлом, в темно-синем щегольском плащ-пальто, какие носили американцы, чуть располневший, но по-прежнему молодцеватый, Петр никак не мог прийти в себя от восторга.

— Старик! Подумать только, опять вместе! И где? В родимых северных пенатах, у черта на куличках! — воскликнул он и принялся трясти за плечи Максимова. — Такой же! --">