Златослава Борисовна Каменкович , Чарен Тарасович Хачатурян - Его уже не ждали

автомобиль, оставив за собой клубы дыма и смрад бензина. Кто этот тучный, высокомерный господин, сидящий в автомобиле? Гай силился вспомнить имя человека с таким знакомым лицом, но не смог.

Гай пересек площадь, держась подальше от освещенных мест. Около декоративной каменной вазы с цветами остановился, осторожно оглянулся и быстрыми шагами направился по аллее к костелу, в темноте напоминавшему монаха с воздетыми к небу костлявыми руками.

На трамвайной остановке Гай поставил саквояж на низкую деревянную скамью и еще раз оглянулся. Нет, за ним никто не следит. Тогда он достал из кармана кожаный портсигар, вынул сигарету и закурил. «Какие большие перемены произошли за двадцать три года моего отсутствия… Вот этих домов тогда здесь не было, конку сменил трамвай… Найду ли я кого из прежних друзей? Анна, моя любимая… — Невольно вздохнул. — Отыщу ли я твою могилу?..»

Подъехал вагон, прервав невеселые думы. Гай взял со скамьи саквояж, перебросил через руку дождевик и вошел в почти пустой вагон второго класса.

— Будьте любезны, доеду ли я до площади Бернардинов? — спросил Гай у пожилого кондуктора в высокой фуражке с медным орлом на околыше.

— Так, пан доедет, — поспешно ответил кондуктор, вручая Гаю билет. — Прошу, с вас три крейцера.

Кондуктор вышел на площадку вагона, не закрыв за собой двери. И Гай увидел там юношу и девушку. Они целовались.

— Билеты, панове, — напомнил им кондуктор.

— О, проше пана, я и забыл! — с застенчивой улыбкой сказал юноша, поспешно выпустив руку худенькой темнокудрой подруги, и достал из кармана деньги.

— Меня это совсем не удивляет, — добродушно улыбнулся кондуктор. — В молодости это так же необходимо, как для меня теперь рюмочка вина перед обедом, — пошутил он.

На площадке засмеялись. Усмехнулся и Гай. Невольно перенесся мыслями в то далекое время, когда его еще звали Ярославом, когда он был молодым и безмерно счастливым…

…Вот они с Анной вошли в дребезжащий вагон конки. Нежная рука Анны в его большой, горячей руке.

Неожиданно послышался злой шепот:

— Ай-яй-яй! Такая красивая, элегантная панна, а с кем!

— Езус-Мария! — сокрушенно ответил женский голос. — Нынешняя молодежь…

Ярослав заметил, как Анна вспыхнула, прикусила губу (это с ней случалось в минуты крайнего волнения) — поняла, что осуждают ее. Но она горделиво смерила взглядом похожего на мощи горбоносого шляхтича с седыми бакенбардами, что сидел напротив, перевела взгляд на его соседку с надменным подрумяненным лицом и фальшивыми буклями под старомодной шляпой, и на губах Анны заиграла ироническая усмешка.

Говорят, у влюбленных общие мысли, общее сердце. Они без слов понимают друг друга. Ярослав молчал, но взгляд его был красноречивее слов. «Какая же ты у меня умница», — говорили жене его глаза. И в знак благодарности Анна, улыбнувшись одними лишь глазами, опустила веки с длинными, густыми ресницами. Оба они почувствовали, как в их сердцах вспыхнула неприязнь к горбоносому шляхтичу и его чванливой соседке. И словно непримиримая война разгорелась между этими двумя маленькими лагерями.

Спустя несколько часов Анна с Ярославом прогуливались по лесистому склону горы Высокий Замок. Порозовевшая на свежем воздухе, радостно оживленная, Анна вдруг спросила:

— Заметил ли ты, дорогой, как тот старый шляхтич смотрел на твои руки?

— И не только он. Неподалеку от него сидела пышная немка. Безусловно, фрау решила, что въевшаяся в мои руки типографская краска — это грязь! — расхохотался Ярослав. — О, фрау так беспокоилась, чтобы я случайно не прикоснулся к ее светлому платью.

— Да, толстуха сидела как на раскаленных углях! Я Это тоже подметила и так же бесцеремонно начала разглядывать ее маленькие холеные ручки, унизанные перстнями.

— И что же?

— «О, фрау, — подумала я, — а сколько прислуг обслуживают вас? Я знаю, ваши ручки не приспособлены к труду, они умеют лишь больно хлестать по щекам служанок». Не правда ли?

— Правда, — весело смеялся Ярослав.

— Тогда еще угадай, что я подумала, когда старый шляхтич гневно сверкнул на меня глазищами, точно угрожая: «Бойся, паненка, дождешься, когда грязные лапы твоего милого начнут тебя учить уму-разуму».

— О-о-о! Так он подумал! — крикнул Ярослав, словно говорил не со своей Анной, а с этим спесивым шляхтичем.

Подобные вспышки гнева всегда очень смешили Анну, но на этот раз она прикрыла ему ладонью --">