Сергей Петрович Антонов - По дорогам идут машины

По дорогам идут машины

Постановлением Совета Министров Союза ССР

АНТОНОВУ СЕРГЕЮ ПЕТРОВИЧУ

за книгу «По дорогам идут машины» присуждена

СТАЛИНСКАЯ ПРЕМИЯ

третьей степени за 1950 год.

В настоящее издание, кроме рассказов, удостоенных Сталинской премии включены рассказы «Библиотекарша», «Поддубенские частушки».

Автор.

ВЕСНА

Еще в детстве я любила сидеть у открытого окна и слушать, как засыпает улица.

В избе горит свет, мама ходит, гремя ведрами, а на улице вечерняя тишина.

Вот и сейчас я сижу у окна, и герань с дырявыми листьями стоит на подоконнике, и занавеска ластится о плечо, и напротив в своем палисаднике ходит крестная и палкой затворяет ставни.

Наискосок, через дорогу, светятся окна правления. Собрание кончилось: слышно, как хлопает дверь, как на крыльце смеются и разговаривают люди и расходятся в разные стороны.

Я сижу и слушаю, и горьковатый ветер изредка залетает к нам в горницу, и листья герани отворачиваются от него.

Вот поднялся по ступенькам батя и затопал ногами, сбивая грязь с сапог, и по тому, как топали его ноги, я догадалась, что он сейчас сердитый. Батя вошел в горницу, молча сел на лавку и достал из кармана пол-литра. Мама вздохнула и спустилась в подполье за огурцами.

В клетчатом платке, хоронясь от грязи, как кошка, прошла домой Лелька — ветеринарша. Раньше она надевала свой клетчатый платок по праздникам да на беседы, а последнюю неделю почему-то не снимает его с головы. Она прошла, разговаривая с девчатами, и я расслышала, что батю сегодня сняли с председателей.

Я взглянула на него украдкой.

Он налил вина в граненый стакан, выпил, понюхал хлеб, еще выпил.

А мама стоит у стола, спрятав руки под передник, и глядит на него скорбными глазами.

— Газету! — сказал батя. — Всем слухать!

У него давняя привычка: когда выпьет — читать вслух газету, все равно какую, новую или старую. А мы с мамой должны слушать и не перебивать.

Вот и сейчас, снял он газету с круглого столика, вздел очки и, подсев к лампе, начал читать: «Первый много лет был… был… лидером реакционной партии… партии… «минсейто»…

— Ясно? — спрашивает батя, бодливо нагибая седую голову и глядя поверх очков.

— Ясно, кормилец, ясно, — отвечает мама, меряя глазами, сколько еще осталось в бутылке.

— А тебе… ясно?

— Ясно, батя, — отвечаю я и слушаю, как по улице идут ребята и голоса их разлетаются во все стороны. Ребята разговаривают и вдруг, все разом, как по команде, начинают смеяться на всю улицу. Вот они разошлись, затихли, и я поняла из их разговора, что новым председателем будет Васька, сын Карпа Савельича.

— Ясно? — доносится до меня, и я отвечаю:

— Ясно, батя, — а сама думаю о том, что теперь председателем будет тот самый Васька, что смеялся на улице. Неделю назад он воротился из армии, и Савельич тогда чуть не целый день ловил во дворе курицу.

Васька — парень маленький, с меня ростом, ничего в нем нет интересного, лицо простое, кость широкая. Нос у него глядит кверху, подбородок — тоже, словно провели ему по лицу ладонью снизу вверх, так оно у него и осталось. Парень он несамостоятельный: как-то раз до войны забрался на крышу крестной моей, стал кричать в трубу страшные слова, будто домовой. Крестная тогда у печи стояла, так чуть ума не решилась. Какой из него председатель?..

Батя почитал еще немного, а потом заснул, и мы пошли спать. Я долго ворочалась в постели, у меня болела голова, из-за этого я и на собрание не ходила. Наконец согрела голову и заснула глубокой ночью. И сразу, мне показалось — как только я заснула, постучали в ставень.

— Что они, ошалели, полуношники! — поднялась мама.

Оказывается, меня вызывали в правление. Я собралась и побежала.

В тесной комнате правления собралось много народу. На батином месте сидел Василий Карпович, как теперь все величали его. Когда я вошла, девчата тихонько засмеялись: видно, лицо у меня было заспанное. Вошел прицепщик соседней бригады дядя Иван. Был он в галошах, и из-под шинели виднелись исподники в розовую полоску.

— Здравствуйте, — сказал Василий Карпович дяде Ивану. — Раздевайтесь.

--">