Юрий Иванович Яновский , Михаил Афанасьевич Стельмах - Кровь людская – не водица (сборник)

Юрий Яновский ВСАДНИКИ Роман Михайло Стельмах КРОВЬ ЛЮДСКАЯ — НЕ ВОДИЦА Роман

Перевод с украинского

Ю. Яновский ВСАДНИКИ Роман

Двойное кольцо

Лютовали шашки, и кони носились без седоков, и Половцы не узнавали друг друга, а с неба палило солнце, и гиканье бойцов напоминало ярмарку, и пыль вставала, как над стадом; но вот все рассеялись по степи, и Оверко победил. Черный шлык бился у него по плечам. «Рубай, братва, белую кость!»

Пыль оседала. Кто из отряда Андрия сбежал. Кто простирал руки, и ему рубили руки, подымал к небу покрытое пылью и потом лицо, и ему рубили шашкой лицо, валился на землю и грыз землю, захлебываясь в предсмертной тоске, и его рубили по чему попало и топтали конем.

Отряды сшиблись в открытой степи под Компаниевкой. И лазоревыми башнями стояло вокруг небо. Был август тысяча девятьсот девятнадцатого года. Отрядом Добровольческой армии генерала Антона Деникина командовал Половец Андрий. Ватагу конных казаков «головного» атамана Симона Петлюры вел Половец Оверко. Степные пираты сцепились бортами, и кружил их удушливый степной шторм. Стоял август неслыханного тембра.

«Веди сюда!» И подводили статных степняков, и летели с них головы, точно арбузы (а под ногами баштан, и лошади останавливались около арбузов), кто очумело кричал надрывным, неслышным, как во сне, голосом, кто валился, как подрубленный вяз, начисто сдирая кору и роняя листья. «Ищи, куме, броду!»

Взвизгивали клинки, хрустели кости, и вот к Оверку подвели Андрия. «Ахвицер? Тю-тю! Да это ты, брат?» Андрий поднял голову и заложил раненую руку за френч, окровенив одежду. «Да, мазепа проклятый, я!» — «Ну, что? Помогли тебе твои генералы?»

И без того высокий Андрий казался еще выше, Оверко играл черным шлыком, словно девушка косой; братья были рослые, широкоплечие, сероглазые, с хищными, точно клювы, носами. «А жить тебе хочется? — спросил Оверко. — У нашей Дофиновки море играет, старик отец Мусий Половец в бинокль поглядывает, не пошла ли скумбрия; помнишь, ты и бинокль с турецкого фронта привез?»

Андрий расстегнул на груди френч и высоко поднял раненую руку, будто в муке звал на помощь: он останавливал кровь из раненой руки. «Ну и цирк!» — крикнули Оверковы хлопцы; где-то близко, кружась на месте, заржал от боли конь, зной и удушье налегли на степь, а на горизонте высились лазоревые башни полуденного неба.

«Петлюровская падаль, — начал Андрий, — мать Россию галичанам продаешь! Мы их в Карпатах били насмерть, мы не хотим австрийского ярма». Оверко засмеялся, подмигнул казакам, остановил подростка, который выхватил шашку и замахнулся на Андрия. Подросток с досады принялся ковырять острием клинка арбуз, становилось все жарче и жарче, Андрий не опускал руку, кровь стекала в рукав, он стоял перед братом, готовый ко всему. «Что тебе сейчас вспоминается? — допытывался победитель. — Одесса или Очаков?» — «А вспоминается мне, вспоминается батько Половец и его давний завет…» Поглядев на юго-запад, Оверко перебил: «Майстро потянул, — заметил он, — как бы дождя не нагнал…» — «И его давний завет: тому роду не будет переводу, где брат за брата идет в огонь и в воду».

«Ну и цирк!» — грянуло Оверково войско. «Крови из него, как из бугая, это я его так рубанул, ну, уж и ты, вот тебе крест, что я, а как-то наш ему ответит? известно как: гуляй, душа, без тела, а тело без души!» — «Цирк? — переспросил Оверко. — Род наш изрядный, головы не считаны, кроме нас двоих, еще трое роду служат. Род — основа, но перво-наперво — держава, а ежели ты на державу руку поднял — пускай род плачет, тогда брат брата насмерть рубит, вот оно как!»

«Ну и цирк!» — грянули черные шлыки, и вот Андрий белеет, точно полотно на солнце, жарко было в степи лошадям и людям, с юго-запада норовил подняться майстро. «Род, мой род, прости меня, род, что завета не сберег. Род переведется — держава устоит. Навеки аминь».

«Проклинаю тебя моим русским сердцем, именем великой матери России, от Варшавы до Японии, от Белого моря до Черного, проклинаю именем брата и согласием рода, проклинаю и ненавижу в последнюю мою минуту…» — «Да рубите ж его, казаки!» — закричал Оверко, и зашатался Андрий, и заревели победители, и задул с --">