Константин Яковлевич Лагунов - Ветка полыни

ВЕТКА ПОЛЫНИ Рассказы

АПРЕЛЬСКАЯ МЕТЕЛЬ

Вчера управляющий отделением обещал подвезти меня до Центральной усадьбы совхоза. Мы условились в семь утра встретиться в конторе. Но когда я пришел туда, управляющего на месте не оказалось.

— Жена у него заболела, — объяснил сторож. — Ночью схватило. Увез в район.

— Что же делать?

— Если время терпит — подождите. К вечеру вернется. Не то и пешком можно дойти. Всего десять километров.

В молодости я исходил много дорог, прошел не одну сотню километров. А тут только десять. «Махну пешком», — решил я.

Дорога вывела меня за околицу деревни и пошла петлять по березовым рощам да перелескам, огибая поля, ныряя в овражки. Влажная земля пружинила под ногами. А кругом такая ширь, такой бело-голубой разлив, что дух захватывало. Давно я не бывал вот так, один на один с природой. Все вроде бы и знакомо и в то же время волнующе ново. Вот запрокинулась белая береза. Когда-то, видно, ее, совсем молоденькую, повалил ветер да так примял, что у нее уже не хватило сил распрямиться. Прижатая к земле вершина пустила корни. И теперь береза дугой выгнулась над землей. А из ее ствола поднялись вверх пять молодых тонких березок. Разве пройдешь мимо такого?

Вот я и шел не спеша. Ласкал взглядом каждое деревцо, каждую лужицу. Слушал птичью тарабарщину. Ловил ноздрями запахи молодой зелени, сырой прели, свежевспаханного чернозема. Незаметно размечтался, и мысли занесли меня в такие дали, в такие выси, что оттуда совсем не просто было возвратиться на землю.

Вдруг на меня пахнуло резким холодом. Я опомнился и с удивлением огляделся. За каких-нибудь полчаса все вокруг стало неузнаваемо. Вместо синего, небо стало серым и угрюмым. По нему, клубясь, растекались тяжелые облака. Холодный ветер, повизгивая и подвывая, шнырял между полинялых берез. Лужи почернели, покрылись рябью. Смолкли птицы.

Я натянул поглубже шляпу, застегнул верхнюю пуговицу плаща и прибавил шагу.

А погода портилась на глазах. С каждой минутой становилось все холоднее. Загудели телефонные провода. Ветер, как сорвавшаяся с цепи собака, кидался на меня. Рвал с головы шляпу, задирал полы плаща. Казалось, ветер продувает меня насквозь.

В воздухе замелькали снежинки. И скоро на поляне закружился снеговой вихрь. Началась настоящая метель.

Куцым воротником плаща я пытался защищать от ветра лицо. Но голые руки мгновенно коченели, и, опустив воротник, я совал покрасневшие кулаки в карманы.

Буран все усиливался. Словно насмехаясь над моей беспомощностью, он больно сек лицо и шею, забирался под полый в рукава плаща.

Совсем некстати мне вспомнилось недавно перенесенное воспаление легких. Выписывая меня из больницы, врач сказал: «Берегитесь простуды. Может быть серьезное осложнение».

Чтобы согреться, я побежал. Ноги скользили и разъезжались на мокрой дороге. Я остановился, задохнувшись, и долго стоял, выравнивая дыхание.

Скоро я так промерз и отупел, что уже не прятал лица от ветра, а с безразличным унынием медленно шел и шел сквозь белую завесу метели.

Неожиданно рядом со мной вынырнул из метели человек. Он обогнал меня, но потом остановился, поджидая. Я поравнялся с ним.

— Замерз? — прокричал он.

— Угу.

— Как же ты в такую погоду… — и принялся торопливо снимать стеганую фуфайку.

— Надевай, а плащ давай мне. Да скорее. Ветрище, язви его. Не сомневайся. У меня свитер и комбинезон, как броня.

Я с трудом стянул задубевший плащ и подал его незнакомцу, а сам надел фуфайку.

— Шагай следом, — скомандовал он, — за спиной не так дует.

Я шел за ним. След в след. И то ли от фуфайки, то ли от его размеренного шага, только скоро я согрелся и пошел рядом.

— Далеко? — прокричал я в красное ухо спутника.

— В МТМ. Масляную трубу пробило.

— Переждал бы буран-то.

— Чего ждать. Он до вечера не утихнет. За это время я в оба конца обернусь.

Больше мы не обмолвились ни словом.

Вот и совхозная контора. Мы укрылись от ветра за стеной.

— Теперь разменяемся, — парень улыбнулся посиневшими губами.

— Большое спасибо.

— Пустяки, — отмахнулся он, надевая фуфайку.

Воротник --">