Константин Васильевич Лебедев - Дни испытаний

Константин Лебедев Дни испытаний

Часть первая

Глава первая

1

У трамвайной остановки, просматривая газету, стоял молодой лейтенант в новенькой пехотной шинели. Чувствовалось, что с формой своей он еще не освоился, но скрывал это, стараясь следить за малейшим своим движением.

Неподалеку от него две пожилые женщины о чем–то говорили друг с другом.

Военный опустил газету и невольно стал прислушиваться к беседе:

— …Четвертый месяц от Митеньки–то известий не получала. Прямо как в воду канул, — говорила одна из женщин глухим прерывающимся голосом. — И вдруг вчера утром почтальон письмо несет. Посмотрела я на конверт — его рука! У меня и ноги подкосились… Села, гляжу, как дуреха… Все читаю и перечитываю адрес. И кажется: рука будто его и не его. Буквы какие–то неуверенные, дрожащие. Распечатала — из госпиталя пишет мой Митенька. Прощения просит за долгое молчание. Ранили его. И танк подорвали. А товарищей двух совсем убили. А теперь он в госпитале лечится, только без ног лежит — отрезали на операции. Скоро выздоровеет, и отпустят его домой… А ног–то нет — отрезали ноги–то…

Она хотела продолжать, но голос ее оборвался. Она всхлипнула, полезла в карман старенького пальто, доставая платок, и подала собеседнице письмо:

— Вот оно, Катерина Андреевна, ты сама почитай… Без ног Митенька–то, без ног, — прошептала она, и плечи ее судорожно задергались. Она закрыла лицо руками.

Кто–то тронул ее. Она обернулась. Военный, который слушал ее рассказ, протягивал маленькую фотографию:

— Возьмите, мамаша. Вы обронили ее, когда доставали письмо.

Женщина машинально протянула руку, взяла карточку и неожиданно сказала глухим голосом:

— Это — он, Митенька…

— Сын, что ли? — отозвался участливо военный.

— Сын… Без ног теперь. Отрезали… — Она обращалась к военному, желая, чтобы тот ее понял, и словно прося у него поддержки: — А раньше вот на тебя похож был: статный, красивый… В сапожках ходил. Теперь и сапожки–то не нужны: надевать–то их не на что.

Она продолжала говорить бессвязно, горько, не обращаясь уже ни к кому, скорее так, для себя, чтобы излить все накопившееся, чтобы выплакаться.

Военный чувствовал себя неловко. Он попытался сказать ей несколько слов утешения, но она уже не слушала их, да и самому ему они показались ненужными. Он отошел в сторону.

В это время он почувствовал, как на его плечо легла чья–то рука, и голос, показавшийся знакомым, произнес:

— Простите, если не ошибаюсь, — Борис Николаевич Ростовцев?

Лейтенант медленно поднял глаза.

— Ветров?… Юрка Ветров? — переспросил он, внимательно вглядываясь в лицо подошедшего человека. — Неожиданная и приятная встреча… Здравствуй…

Он произнес эти слова обычным голосом, ровным и спокойным. По его виду нельзя было понять, была ли эта встреча для него действительно неожиданной и приятной. Он автоматически пожимал руку Ветрова, а в ушах его все еще стояли горькие женские рыдания:

«…Ноги–то отрезали…»

Стараясь отвлечься, Ростовцев аккуратно сложил газету, перегибая пополам до тех пор, пока она не смогла уместиться в кармане. Потом опять взглянул на Ветрова и улыбнулся, заметив, что тот с недоумением посматривает на его шинель.

— Удивляешься? — спросил он, проведя рукой по колючему сукну отворота.

— Удивляюсь, — кивнул Ветров.

— Чему же?

— Твоему маскараду.

— Это не маскарад, — возразил Ростовцев, качнув головой.

— А что же?

— Одежда военного времени!

Подошел трамвай. Ветров указал глазами в его сторону и спросил:

— Торопишься?

— Нет.

— Тогда постоим?

— Постоим… — Ростовцев наблюдал, как входили и выходили люди. Отыскав среди других фигуры женщин, которые недавно стояли возле него, он следил, как они поднимались на площадку. Ветров, заложив руки с портфелем назад, чертил носком галоши по талому податливому снегу и смотрел под ноги. Когда вагон ушел, а они остались на остановке одни, он задумчиво сказал:

— Я бы не узнал тебя, Борис, если бы не вглядывался в каждого встречного. Все --">