Николай Матвеевич Яккола - Водораздел

Водораздел

НА БЕРЕГАХ ПИРТТИЯРВИ Книга первая

I

Верстах в трех от деревни есть небольшое илистое озерко, со всех сторон окруженное болотами и лесом. Называется оно Вехкалампи. Рыбой озерко не особенно богато. А если сравнивать его с другими карельскими озерами и ламбами, то можно, пожалуй, назвать и бедным. Но при удаче и на Вехкалампи можно наудить окуней и плотвы на добрую уху. Другой рыбы здесь не водится.

Хуоти часто ходил удить на Вехкалампи. Вот и теперь он стоит на берегу, в тени чахлой сосенки, любуется желтыми кувшинками и внимательно следит за плоским поплавком, выструганным из сосновой коры. Вокруг черной тучей вьется мошкара, назойливо пищат комары. Мошкара мелкая, глазом едва различишь, а комары большие, длинноногие и злые. Хуоти то и дело отгоняет их рукой, отмахивается ивовой веточкой, но проклятого комарья так много, что нет-нет да какой-нибудь и вопьется в шею или под рубаху залезет, а то усядется на щеку или на самый кончик носа. Иногда Хуоти дает комару насосаться, а когда тот раздуется и станет красным, прихлопнет ладошкой, и на щеке остается алое пятнышко, которое на солнце быстро высыхает и становится маленькой черной корочкой.

Неподалеку от Хуоти, на кочке у самой воды, стоит с удочкой в руках Ханнес. Он тоже не спускает глаз со своего поплавка. Поплавок у Ханнеса настоящий, продолговатый, наполовину белый, наполовину красный. Такой поплавок хорошо заметен на воде при любой погоде. Отец Ханнеса привез его из Каяни. Ни у кого из мальчишек нет такого поплавка, и Ханнес очень гордится им.

Хуоти и Ханнес — ровесники, обоим идет двенадцатый год. Роста они одинакового, но Ханнес в плечах пошире, покоренастее, и лицо у него со здоровым румянцем. Зато — конопатое. Года три назад Ханнес переболел оспой. Страшное поветрие прошло тогда по деревне, словно бог решил покарать ее жителей. Много народу унесла тогда оспа. У Хуоти тоже умерла сестра. Сам Хуоти каким-то чудом не заболел, да и вообще он почти не хворал. А если он выглядит слабым и хилым, то только потому, что живут в их доме бедно. Приличной одежонки и той у них нет. На Хуоти заношенная до дыр рубаха из серого домотканого холста и тоже серые, с залатанными коленками портки, сшитые из грубого сукна. Штанины закатаны до колен. А на поясе в больших ножнах висит самодельный нож, выкованный из обломка косы. На ногах ничего нет… если не считать «вороньих ботинок» — так называют у них в деревне цыпки. Их Хуоти приобретает каждой весной.

Как только стает снег, до поздней осени Хуоти ходит босиком. Конечно, удобней шагать по лесу в обуви, но раз ее нет… У Ханнеса в доме обутка, правда, была, но он тоже предпочитал бегать босиком — легче. Не беда, что хворост колет — ноги мальчиков привыкли, хотя кожа на подошвах у них не такая продубленная, как у старого Петри. И неудивительно — Петри пошел уже девятый десяток, а за свою жизнь, говорят, он износил всего лишь три пары сапог. А уж Петри-то домоседом не назовешь. Сколько верст он исходил по глухим лесам, где и тропинок-то нет — не сосчитаешь. Разве Хуоти и Ханнес прошли столько — и сравнивать нечего…

— Клюет? — спросил Хуоти у Ханнеса, который вытащил удочку из воды и стал менять наживку.

— Нет, — ответил тот, даже не взглянув на Хуоти.

— У меня тоже, — крикнул Хуоти и забросил удочку в другое место, ближе к торчавшей из воды коряге.

Позавчера на этом самом месте, у коряги, он за короткое время натаскал целую связку окуней и плотичек. А сегодня не клюет, хоть реви. И погода хорошая, а клева настоящего нет. Правда, на пруту у Хуоти болтается десяток окушков, да все с вершок — не больше. Он уж испробовал все наживки: то насадит на крючок жирного извивающегося червя, то глаз окуня, то достанет из спичечного коробка тучную гусеницу. И каждый раз сперва плюнет на наживку, потом закинет как можно дальше и бормочет:

Попадись на удочку,

проглоти крючок.

У меня на крючке

сладкий

--">