Александр Серафимович Серафимович , Дмитрий Андреевич Фурманов , Николай Алексеевич Островский - Чапаев. Железный поток. Как закалялась сталь

обеспечат победы нового общества и в настоящем и в грядущем. Страдный путь таманцев в изображении А. Серафимовича превратился в прообраз пути всей Революции, утверждавшей себя в столь же немыслимых испытаниях.

* * *

После вопроса о власти и мире проблема земли, крестьянский вопрос был самым важным и сложным в России послеоктябрьской. Революция свершилась в стране с преобладающим деревенским населением. И прав был А. Воронский, образно говоря в статье о Д. Бедном, что у нашей рабочей революции «крутой, упрямый, твердый лоб и синие, полевые, лесные глаза; крепкие скулы и немного «картошкой» нос; рабочие, замасленные, цепкие, жилистые руки и развалистая, неспешная крестьянская походка»^[4].

К началу Октябрьской революции русская земля так «отсырела» от солдатских, мужицких слез, крови, пролитой бессмысленно и бездарно на полях воины, так напряглась душа крестьянская в ожидании «чуда» — земли и свободы, «правды» в широком смысле слова, что уже в первые месяцы гражданской войны вмиг, своими путями явились сотни народных вожаков. Из них, отбрасывая анархиствующих атаманов и эсеровских «самостийников», вроде Махно и Антонова, народ и партия отбирали в годы гражданской войны действительных вождей. Дм. Фурманов самой судьбой был поставлен в условия, наиболее выгодные для изучения, раскрытия крестьянской революционной среды, ее вождя, выразителя, «коренного сына этой среды» Василия Ивановича Чапаева.

Чапаевская дивизия, включавшая и полк иваново-вознесенских ткачей, и крестьянские полки, выросшие из стихийно сложившихся отрядов, из мобилизованных деревенских парней, была нагляднейшим свидетельством «многоукладности» революционных сил. Крестьянство не только стало одной из этих сил, оно, как это показал А. Серафимович в «Железном потоке», наложило свой духовный отпечаток на облик масс — принесло свою горячую, лютую ненависть к угнетению, к богачам, к захребетникам. Но оно же принесло и другое — мечту о земле, о правде, свой идеал счастливой доли, идеал, зачастую ограниченный собственническими чертами.

Первое слово, которое веками произносил мужик в России (да и не только в ней!), — это слово «земля». Оно у него не только на языке, не только в уме рождается, оно живет во всем его существе, «звучит» в нем даже до того, как он заговорит. Никакой «правды», никаких реформ не примет мужик, если будет обойден вопрос о земле. Мечта о справедливом разделе земли, о счастье свободного труда на ней окрашивает все поведение крестьянской массы, объясняет все колебания, искания ее.

Чапаев, появившись на гребне «зиждущего потока» времени, действуя в местах, где когда-то бушевала пугачевщина, принес с собой многое из того, что выработали в крестьянстве века стихийных протестов, напряженного социального и нравственного поиска. Уж так стосковалась душа крестьянская в неправедном, тяжком мире нужды, подлости, несправедливости, что Чапаев стремится сразу же, немедленно установить всеобщее благо, «правду» на свой лад.

«— Ты вот тащишь из чужого дома, а оно и без того все твое… Раз окончится война — куда же оно все пойдет, как не тебе? Все тебе. Отняли у буржуя сто коров — сотне крестьян отдадим по корове. Отняли одежу — и одежу разделили поровну… Верно ли говорю?!

— Верно… верно… верно… — рокотом катилось в ответ.

Вспыхивают кругом оживленные лица, рыщут пламенеющие восторгом глаза… Чапаев держал в руках коллективную душу огромной массы и заставлял ее мыслить и чувствовать так, как мыслил и чувствовал сам».

Это характернейший эпизод из эпопеи чапаевщины, из его доверительных бесед с бойцами, крестьянами. Насмотревшись за жизнь на то, как страдал народ по градам и весям российским, Чапаев решил как бы вмиг всех утешить и ублажить — насколько это сейчас в его силах. Он не видит иных, более сложных и «отвлеченных» возможностей творить добро для мужика. Идеал прямой дележки ста коров на сто семей, земли, вещей и т. п. как самого праведного, без обмана установления справедливости словно взят им из правосознания былых заступников народа, из обычаев казачьих ватаг, разинских и пугачевских социальных норм. Желая «порадеть» всему бедняцкому классу, он требует немедленно экзаменовать мужичка-коновала и сделать его полноправным, как и интеллигенты, дипломированным доктором. «А чтобы бумага была крепче — пусть и комиссар подпишется… Экзаменовать строго, но чтобы саботажу никакого. --">