Римма Михайловна Коваленко - Хлеб на каждый день

Хлеб на каждый день

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Трамвай вывернул из-за поворота и побежал по прямой. В утренние часы он был в городе самой яркой приметой нового дня. Бежал по стальным рельсам, и его красные вагоны согревались изнутри дыханием первых пассажиров. Это потом, когда день будет в разгаре, трамваи вольются в общий поток уличной жизни, затеряются в нем. А в рассветные часы трамвай — личность. Вывернет из-за поворота — и словно друг старый: не гляди, не гляди на часы, я здесь.

Бежит трамвай, вздрагивает на стыках, замедляет бег на перекрестках. Чем ближе к центру, тем больше жизни и вокруг и внутри трамвая. Входят, выходят; «старожилов», что едут с окраины, раз-два и обчелся: немолодой мужчина в ратиновом пальто устроился возле окошка, лица не видно, прикрыто до глаз шарфом; женщина в голубой шубе из синтетики, двухцветная челка, золотистая с проседью, выбивается из-под шляпки; два рабочих паренька — те спят, один откинул голову на спинку сиденья, другой привалил свою к нему на плечо. Посмотришь и подумаешь: с ночной смены ребята, а оно наоборот — с утра их смены, загулялись вчера, вот и досыпают по дороге на работу.

Бежит трамвай, открывает двери на остановках, закрывает перед тем, как двинуться дальше. Куда вы едете, зачем, о чем думаете, кто вы такой — это не по его ведомству: подвез — и до свидания, беги дальше на своих двоих, не опоздай.

На улицах март. Самое тяжелое время для работников городского хозяйства. Кончились «снежные» и другие зимние финансовые лимиты. Кто-то подсчитал, что раз в восемь лет случается такой снежный март. В среднем. Может и два года подряд метелить, а потом пятнадцать лет март как март.

Снегоочистители уже поставили на капитальный ремонт, а потом быстренько то да се подправили — и обратно на улицу. Ползают они ночью, скоблят проезжую часть, виновато жмутся к тротуарам, когда позади слышится утренний трамвайный звон: «Работнички! Опять у вас через пень колоду, снегу невпроворот!» Молчит в ответ техника двадцатого века. А что скажешь? Не тряси, мол, звонком, перестарок, кончилось твое время? Во многих городах кончилось, а здесь вроде только началось. Строят новые трамвайные линии, появились новые депо, вагоны поменяли на бесшумные, современные. Так что вопрос остался открытым: перестарок трамвай или транспорт обозримого будущего…

Трамвай стучит, звякает, подрагивает своими железными частями, и деревья в кружевном инее искрятся на мартовском утреннем морозе. Городская библиотека, универмаг на углу, сквер, театр, две школы рядом — музыкальная и десятилетка, редакция областной газеты, педагогический институт плюс десятка два старых, довоенных домов — вот, пожалуй, и все, что называют здесь центром. Заводы, учреждения, новые жилые кварталы — это уже за чертой центра.

Трамвай пересекает город, возле входа в лесопарк делает круг и заворачивает обратно. Пересчитывает те же дома уже в обратном порядке. Но это уже как бы совсем другие дома и улицы. Темнота, как туман, рассеивается, распадается, утренний свет зыбко, неуверенно вплывает в город. Пассажиры толпятся на остановках. Окна домов светятся электрическим светом. Дворники стучат лопатами по мерзлому льду на тротуарах. Легковые машины одна за другой обгоняют трамвай и замирают как вкопанные перед остановками. Хлебные фургоны медленно разворачиваются возле булочных, теплый дух свежего белого хлеба растекается, доплывает до трамвайной остановки, и люди, заторможенные утренним холодом, не отошедшие еще от ночного сна, обретают себя: вот и начался еще один день.

Федор Прокопьевич Полуянов жил в новом районе и по утрам до центра добирался трамваем. Выходил возле универмага на площади и отсюда шел на работу пешком. Можно было сесть на другой номер и проехать три остановки до самых ворот хлебокомбината, но он не пересаживался, продолжал путь пешком. Шел не спеша, не забывая, что ходьба — --">