Василий Семенович Гроссман - Инспектор безопасности

— Жох, жох, — говорил он, мотая головой. — Что ж, они, по-твоему, сами составляли? «Аполлон Маркович Корольков в двадцать седьмом году образцово перевел ряд шахт на газовый режим, а в тридцать втором — перенес опыт Донбасса на крупные шахты Кузбассугля». Ах, прохвост, ничего не забыл. Недели две сочинял?

Корольков прижал руки к груди и сказал:

— Николай Тихонович, ей-богу, не я. Я сам уж забыл, чего там делал, мало ли всякого было. А вчера читал приказ и вспомнил: правильно, было это. Мне и в голову не приходило, что я опыт переносил в Сибирь. Ты что, не знаешь меня разве?

Но тут Фадеев стал серьезен и сказал:

— Эй, брат, я вижу, ты склочник. Не хочешь со старым другом по-честному говорить, черт с тобой.

Корольков вдруг налился кровью и спросил:

— Что ж я, по-твоему, прохвост?

И, не дождавшись ответа, он ушел, с такой силой хлопнув дверью, что висевший на стене дрегер-аппарат звякнул покрышкой.

Корольков должен был поехать на маленькую шахтенку 5-С. Забрызганная грязью бидарка ожидала его перед шахтной конторой. Старик-кучер, инвалид-забойщик, один из немногих уцелевших после страшного взрыва на руднике в 1908 году, откинул кожаный фартук бидарки и сказал:

— Поехали, Аполлон Маркович? Я шахтерки ваши из бани принес.

— Надо лампу взять, — сказал Корольков, — не люблю я ламп на 5-С, текут.

— Взял я вашу лампочку, — ответил кучер, — в тряпочки завернул.

Дорога на шахту шла проселком, и колеса бидарки увязали в грязи. Кругом лежала тяжелая, мокрая земля, покрытая полусгнившими клочьями прошлогодней растительности, но кое-где, на пригорках, уже видны были зеленые пятна молодой травы. По небу плыли белые, не запачканные угольной пылью облака, сильно и ярко светило солнце. Теплый ветер дул со стороны Макеевки, но родился ветер не в Макеевке, а на берегу Азовского моря, и его влажное дыхание невольно радовало путников; даже унылый конь, казалось, волновался, раздувал ноздри.

Бидарку сильно подбрасывало на ухабах, но Корольков не замечал этого. Лишь сейчас он по-настоящему взволновался. Что за черт, в самом деле! Ведь это не шуточки, все это приключившееся вчера! Кто-то наблюдал за ним, кто-то интересовался его работой и жизнью. Корольков оглянулся по сторонам — ему показалось, что и сейчас этот таинственный москвич идет полем и все поглядывает на Королькова: — «Едешь, значит, на 5-С, Аполлон Маркович?»

Они приехали на шахту. Корольков побрел к копру, помахивая лампой, и грязь под ногами вздыхала и чавкала, хватала за ноги, пыталась стащить сапоги.

Тысячи раз шел так через грязный шахтный двор, помахивая лампой, сутулый горный инспектор, и ни разу за долгие годы не пришло ему в голову, что можно жить в Москве, ходить по асфальтовому тротуару, в легких, начищенных ботинках, гулять вечером по бульвару, зайти в павильончик послушать музыку, попросить стакан чаю с лимоном. Всю свою жизнь прожил Корольков на самых далеких тяжелых шахтах, и, приезжая в Макеевку, глядя на городской сад, на мощеную улицу, он качал головой: «Да, живут люди».

Он спустился в скрипящей клети в шахту, пошел по коренному штреку. Дойдя до первого бремсберга. Корольков остановился и прислушался. Прогремел поезд вагонеток, коногон пронзительно засвистел на разминовке, прошли плотники с пилами, с уклона вышел крепильщик, поглядывая на верхняки и помахивая топором.

Корольков вздохнул и пошел по ходку. Он осмотрел несколько забоев, проверил вентиляционные двери, осмотрел крепление в новой проходке. Потом, охая и вздыхая, он полез в воздушник. Газовые десятники особенно не одобряли Королькова за скверную привычку осматривать воздушники. Лазить воздушниками считалось последним делом, и вентиляционное начальство на шахтах всячески ругало Королькова за глупый интерес к этим подлым ходкам, по которым не то что человек, а сама воздушная струя продиралась с великим трудом.

Воздушники были в плохом состоянии, и, ползая на животе по узенькому, заваленному породой ходу, Корольков ободрал правую руку до крови. Он любил, забравшись в такое глухое место, вслух поговорить с самим собой. Но сейчас ему казалось, что он не один, и когда шедший за ним мягким, шахтерским шагом наблюдатель посоветовал: «Вы отдохните, Аполлон Маркович, в ваши годы лазить в местах скопления углекислоты весьма вредно», — Корольков не выдержал и сердито пробормотал:

— Что такое, суетесь повсюду!

Выбравшись из шахты, Корольков пошел в --">