Галимджан Ибрагимов - Дочь степи. Глубокие корни

Дочь степи. Глубокие корни

ДОЧЬ СТЕПИ

ОТ АВТОРА

К первому изданию

Роман «Дочь степи» был начат летом 1909 года на Миасском заводе, на Урале, и закончен в Казани в 1911 году. В это же время он был принят к изданию оренбургским издательством «Вакыт». Однако в свет тогда не вышел. Согласно извещению Фатыха Каримова, рукопись после сдачи в типографию (или перед сдачей) во время обысков, докатившихся до Оренбурга в связи с известными арестами в Сарапульском уезде, попала в руки жандармерии и… не вернулась.

У меня остался черновик. В 1912—1913 годах я снова обработал его, но рукописи опять не повезло: 17 апреля я был арестован во время киевских событий, и все книги, все рукописи забрала охранка. Спустя пятнадцать месяцев многое было возвращено, но семьдесят страниц романа «Дочь степи» исчезли.

После объяснения задержки книги, о выходе которой давно было объявлено, нужно добавить и следующее. Пролетарская революция выдвинула в числе прочих задач необходимость углубленного изучения Востока и различных ступеней развития общества. Когда наступило время издания этой книги, я, естественно, пересмотрел рукопись. Изменению подверглись некоторые герои, сюжетная интрига. Сущность осталась прежней.

Г. И.

Сентябрь 1923 г., Казань

I

Было у казахов два среднего достатка многолюдных рода — Кара-Айгыр и Сарман. С тысячными табунами коней, породистыми верблюдами и несчетными отарами овец привольно кочевали они с одного джайляу^[1] на другое, ставя юрты на обширных степях Сары-Арка.

На судьбу они не могли жаловаться. Но с некоторого времени племена, хвастающие родословной, восходящей якобы к Чингису, стали притеснять их, ограничивая права на пастбища. Рождалось беспокойство, надвигалась опасность междоусобицы.

Однажды старейшины родов на большом, многолюдном сборище по случаю поминок Тнычбай-ата завели разговор о тяжелых временах, стали жаловаться на происки врагов. Во время беседы один из старейшин, играя плеткой, молвил:

— Ходят слухи, что почтеннейшие семьи двух наших родов стали сватьями. Правда ли это, не знаю. Если правда, если при общей земле наши роды будут еще связаны кровным родством, какой враг отважится поднять на нас руку?

Эти слова, под видом слуха выразившие заветное желание старика, были осторожным предложением породниться. Иносказательная речь пришлась собравшимся по вкусу.

— Найманы и Дюрткара^[2] причиняют обоим нашим родам беспокойство, умыкают девушек, совершают набеги на джайляу, угоняют скот. Сватовство Сарманов и Кара-Айгыр спалит сердца врагов, лишит их рассудка. Поздравляю со сватовством, — поддержал и уважаемый аксакал^[3] Биремджан-эке.

Дальше говорить было не о чем. Новость облетела все джайляу, и радость, по поговорке казахов, не помещалась за пазухой. В тот же день состоялся сговор. К концу недели разослали во все стороны гонцов, созвали гостей. Кумыса было в ту пору вдоволь, овцы были жирны, кони полны сил. Собрались и стар и млад, и храбрые джигиты и пригожие девушки. Пели песни, играли на домбре, состязались в скачке — словом, как говорится, тридцать дней пировали, сорок дней угощались. Так отпраздновали кровное сближение двух родов.

Много торговались о калыме^[4]. После долгих споров поладили на сотне голов скота, --">