Павел Архипович Загребельный - Шепот

Павел Загребельный Шепот

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Волки бежали неслышные, невидимые, призрачно-бестелесные. Только светляки волчьих глаз стремительно летели над черносиньем снегов, словно сама смерть несла вслед за Миколой холодные огни несчастья.

Он непроизвольно оглянулся, без нужды и без какого-либо предчувствия. Оглянулся и сразу увидел мерцающие свечи волчьих глаз, двигавшихся к нему из холодной глубины ночной степи. Не испугался — попробовал ускорить шаг. С удивлением отметил, как скользят его валенки, подшитые для прочности красной немецкой резиной. Казалось даже, что он теперь не продвигается вперед, а только скользит назад именно на такое расстояние, на которое закидывает вперед то одну, то другую ногу. Наверное, так можно ходить только во сне. Но ведь он же не спит! Еще раз оглянулся — волчьи глаза плыли сзади, не приближаясь, но и не отдаляясь. Накатанная полозьями саней дорога поплыла у Миколы из-под ног. Не дорога, а свиток белого полотна. И кто-то невидимый и безжалостно злой скатывает свиток, выдергивает из-под ног, а Микола, пошатываясь, беспомощно скользит, и бессильно мельтешит посреди снежной пустыни его невысокая фигурка, подсвеченная зеленоватой мертвенностью волчьих плошек.

Косматый вел табун к шляху как раз тогда, когда человек был на средине своего пути. Расчет Косматого был безошибочен: убежать теперь человек не мог ни назад, ни вперед, до селений было одинаково далеко в обе стороны. Косматый, принюхиваясь, тревожно поводил носом, улавливая пахучее тепло, излучаемое человеком, во рту у него клубками выстреливала слюна, но он не кинулся на жертву, а повел свою стаю вдоль шляха, как бы затем, чтобы выбрать самый удобный момент для нападения. На самом же деле старый волк наслаждался своей победой. Торжество разрывало ему грудь, хотелось выть от радости и кататься по снегу, шалить, дурачиться, как делал это молодым волком в пору спаривания. Ведь он первый учуял одинокого человека в степи. Волчица, которая от голода стала еще злее и ярилась больше и больше, больно укусила Косматого за бедро и не хотела пускать своих отощавших волчат в погоню, потому что уже до конца изверилась в старом вожаке. Косматому пришлось пустить в ход всю свою силу, чтобы добиться послушания. Но хотя волчица со своим выводком и трусила за ним, она все время норовила грызнуть его за тощее бедро и пыталась сделать это как можно чувствительнее: мстила за то, что он занял ее, определенное испокон веков место, — возглавил стаю, которую волчица никак не могла навести на добычу. Даже тогда, когда уже и глуповатые волчата унюхали человека, волчица щелкала угрожающе зубами на Косматого: ей хотелось сразу броситься жертве наперерез, а Косматый вел стаю наискось, намереваясь пересечь путь человеку где-то впереди. Волчица щелкала зубами. Косматый слышал эти грозные звуки, но знал, что это вырывается из волчицы глупая злость. А им руководила мудрость. Он набрался мудрого опыта в этих степях, избегав их вдоль и поперек, его кривая левая нога, разорванная когда-то псом-волкодавом, была как стигмат мудрости и застарелой боли. Так этой ли молодой самке, которую он прошлый год взял к себе, учить его? И сравнить ли боль от ее укусов с той давней болью, полученной им от людей, травивших его исполинскими псами? Косматый вел свою стаю следом за человеком, и торжество клокотало в его широкой мускулистой груди.

Микола убежал из дому тайком. Только матери сказал и услышал от нее привычно-заботливое: «Не рыскай там по снегу да в валенки не набери!» Как будто снег был страшнее всего! Мальчик пробрался за околицу, изрядно поблуждал по сугробам, пока не выбрался незаметно на степной шлях, заплясал от радости, когда почувствовал под ногами твердое. Пошел по наезженной дороге, скользя, спускался с пригорков, медленно выбирался из ложбин, видел себя уже в Брачковке, у своего дяди Ивана, у которого он надолго спрячется от полицаев. Думал о дяде Иване. Он кузнечил в Брачковке. До войны часто, бывало, приезжал к ним в гости, рассказывал маленькому Миколе сказку. Всегда одну и ту же: о каком-то Портупее-прапорщике, герое из героев, чудотворце из чудотворцев. «И уже тогда, когда все испугались и отказались, выступил вперед Портупей-прапорщик и сказал: «Я берусь!» А царь ему и говорит…»

Еще --">