Сергей Сергеевич Андропов - Самолет на болоте

понимаешь? — кричал в ухо Бирюкову капитан. — А связи нет — перебита. Время и место атаки изменено, она должна начаться на участке первого взвода, где пойдут танки, в двенадцать ноль-ноль.

Командир батальона был взволнован, кричал слишком громко.

— Изменение приказа не доведено! Кому-то нужно идти. Скоро начнется атака! Понимаешь?..

Пожилой, с седыми висками капитан по возрасту мог быть Бирюкову отцом. Его «понимаешь» звучало упреком.

— Я пойду, — просто сказал Бирюков.

Капитан насупился, окинул его взглядом.

— Иди. Там мой заместитель. Линия бронеколпаков должна быть взята сегодня же. Это приказ командования армии.

Бирюков еще раз посмотрел в стереотрубу. Перед глазами ровный клочок степи. «Валун! Только не приближаться к нему!..»

— Разрешите идти?

— Да. Идите.

Бирюкову показалось, что капитан сухо обошелся с ним, даже не попрощался перед уходом на такое трудное задание. «Впрочем, нужно очень спешить! Где уж тут прощаться!» — подумал он.

Лейтенант пробежал назад по траншее, за перекат, потом пополз вдоль гребня, невидимый для противника. Лишь метрах в семидесяти от хода сообщения он решил, что здесь-то немецкие наблюдатели не ожидают его появления. Отдышался. Машинально взглянул на часы: без пяти минут двенадцать. Глубоко вдохнул воздух и быстро пополз за гребень.

Артиллерийский налет окончился. И сразу установилась непривычная тишина. Ни одного выстрела. Доносился лишь хруст высушенной степным солнцем полыни.

Дыхание становилось прерывистым. Бирюков замер. Попытался посмотреть вперед. Многочисленные кустики полыни скрывали передовую. «Это хорошо, — отметил он, но тут же появилась тоскливая мысль: — Почему так тихо? Почему нет выстрелов?..»

Отдохнул, пополз к передовой. Полз до изнеможения. И снова отдыхал, стараясь вжаться в землю, срастись с ней. А мысли сменяли одна другую…

Впереди трупы. За ними можно укрыться… Не стреляют! Ишь! Врешь, не возьмешь!.. Кто это сказал? Чапаев, кажется. Но тогда не было бронеколпаков и всей техники. И его, Бирюкова, тоже не было. Странно: вот он есть, он жив. Но кусочек стали пронижет тело, и его не станет!..

Ужаснулся последней мысли: «Какая смерть?.. К черту! Приказ передать некому — на наблюдательном пункте остался только капитан! Добраться любой ценой, а там…»

Вз-з-зиу! Вз-з-зиу! — вдруг засвистали пули и мгновение спустя откуда-то сбоку донесся стрекот пулеметной очереди. Лейтенант перекатился к ближайшему трупу.

Передовая ожила. В трескотню выстрелов ворвался грохот разрывов: это противник «на всякий случай» выпустил с полдюжины снарядов. И тут же перестрелка смолкла.

Бирюков попытался шевельнуться. Снова рядом свистнули пули. Пулеметчик явно следил за ним. Пули то с глухим чмоканьем впивались в труп, за которым лежал лейтенант, то поднимали рядом с ним фонтанчики пыли. Одна врезалась в землю совсем близко. От ее удара срикошетил камешек, откатился. Бирюков скосил глаза. Его запекшиеся губы дрогнули.

Рядом с камешком на тоненькой полупрозрачной ножке легонько покачивался одуванчик. Словно рос одуванчик не на этой земле, искромсанной, изрытой тысячами осколков. Словно и войны не было.

Пулеметчик прекратил огонь, наверное, проверял, достиг ли своей цели. Наступила жуткая своей неопределенностью тишина. И в это напряженное ожидание неизвестности ворвалось как вихрь воспоминание, связанное с солнечным летним днем последнего предвоенного года…

…Жила-была в соседнем доме на окраине маленького городка, каких немало на Волге, забияка девочка. Не раз будущему лейтенанту приходилось испытывать на себе последствия ее озорства. Злился, но терпел, понимал, что негоже парню связываться с девчонкой. Потом военное училище, первый отпуск. Приехал в родной город, встретил соседку и ахнул: это была она и не она. Только глаза выдавали ее, прежнюю, озорную. Взглянул на нее лейтенант и потерял покой.

Через несколько дней случайно встретил соседку в городе да так и не отошел от нее. Будто бы шли домой, да незаметно для себя прошли весь городок и оказались на опушке буйно зеленевшей березовой рощи. Соседка много смеялась, а с лица лейтенанта все время не сходила счастливая улыбка.

— Ты сама как березка! — вслух сказал он.

Брови девушки подскочили вверх, взгляд стал серьезным, почти жалобным.

Всего несколько слов, но почему-то долго потом она молчала.

Случайно под ногами оказался --">