Михаил Семенович Бубеннов - Бессмертие

было пору­

чено доставить его в штаб. Но он, сочувствуя

большевикам, совершил тягчайшее преступ­

ление: пленного отпустил, а сам убежал с

фронта. Его поймали, когда он, украв у ры­

баков лодку, переплывал Волгу...

Растирая онемевшие руки, Мамай с инте­

ресом

осматривал

начальника

конвойной

команды. Болотову было лет за тридцать, лицо у него красивое, с тонкой, холеной ко­

жей, чисто выбритое; волосы светлые, мяг-'

кие, — казалось, легонько дунь, и они слетят, точно пух. Но сам он очень сухонький, как

хвощ, голова его слабо держится на тонкой

7

шее, а в правом ухе — клочок ваты («Золо­

тушный...»— подумал М амай). И будто для

того, чтобы поддержать свое хилое тело, по­

ручик туго затянулся в желтые ремни пор­

тупеи.

Прочитав бумагу, Болотов откинулся на

спинку стула, и Мамаю почему-то подумалось, что не только портупея его заскрипела, но и

плохо сложенные кости.

— Садись.

Глаза Болотова, большие и туманные, тус­

кло светились на бледном, болезненном ли­

це. В них столько усталости и равнодушия, что Мамай подумал: «Неподходящая у него

должность. Ему бы на пасеке сидеть, со пче­

лами». И осмелев; дерзко сказал:

— Курить хочу. Давно без курева.

— Кури, — разрешил Болотов, — хотя я не

курю и плохо переношу табачный дым. Ну, ничего, я окно открою.

Распахнул окно. Увидев у Мамая синий

шелковый кисет, обшитый кружевами, с улыб­

кой спросил:

— Подаренный?

— Баба одна подарила.

— Любит?

— Вроде любит.

Болотов придвинул к себе стоявший на

столе кувшинчик с букетом и, нюхая цветы, бросил на Мамая короткий взгляд:

— Большевик?

И не собирался в большевики, 8

— Что так?

— Не очень-то нравятся.

Бологое спрятал неясные глаза.

— А сам большевика отпустил.

— Он не большевик. Из матросов.

— За что же отпустил?

— За что? За песни.

— Только не врать, — предупредил Боло­

тов.

— Не веришь — не спрашивай!

— Я только предупреждаю.

— И так знаю! Сказал — за песни!

Мишка Мамай так тянул цыгарку, что она

трещала. Табачный дым действовал на него, измученного бессонной ночью, возбуждающе: поглядывал он колюче, отвечал резко, отры­

висто. Бологое сразу определил: это горячий, дикий парень, еще необъезженный жизнью.

С такими людьми Болотов любил иметь дело

па барже; ему, отъ природы слабому, нрави­

лось взрывать сердца у этих сильных людей.

Он хотел, чтобы это случалось чаще.

Болотов попросил:

— Расскажи подробнее.

— Могу, — согласился Мамай и затушил

цыгарку о подошву сапога. — Шли мы доро­

гой, степью. Он начал петь. Одну песню, дру­

гую. Я крикнул ему: «Замолчи!» А он и ухом

не ведет, поет. У, как пел он! Я сам петь

не умею, а песни уважаю. Когда поют, —

подтягивать люблю. Тут я задумался что-то, да и начал подпевать. У матроса этого голос

У

чистый, льется как... Что там! Вроде сердцем

поет!

— Дальше что же?

— А дальше... — Мамай / помедлил и до­

сказал спокойнее: — Матрос этот, значит, з а ­

пел: «Смело, товарищи, в ногу...» Запел так...

Что там! Я и не помню, как начал подпевать.

Только потом смотрю: идем мы рядом, обня­