Вера Михайловна Инбер - Том 3 : Америка в Париже. Почти три года (Ленинградский дневник). Очерки

московского поезда, который доста­
вит мне все забытое мной. Вторая спрашивала, сколько
при мне наличных денег.Третья просила не волноваться.
И, наконец, когда все распоряжения относительно Минс­
ка были даны проводнику: разбудить на рассвете (поезд
прибывал туда в пять часов утра), разбудить обязатель­
но и высадить, Вильгельм Эренпрайз после долгой, оче­
видно, душевной борьбы вынул свой бумажник и сказал:
— К сожалению, у меня с собой очень мало денег.
Я очень поистратился в Москве. На последние деньги
я купил икры, этой прекрасной русской икры, которой
нет в Германии. В гостинице вместо чаевых я оставил
официанту свой галстук. У меня всего десять долларов,
но мы поделимся. А вы телеграфируйте, чтобы вам ваши
деньги выслали в Берлин. Я вам объясню, как это надо
сделать.
Но в ту самую минуту, когда я с благодарностью гля­
дела на представителя нервущихся струн, который по­
следними десятью долларами хотел поделиться со мной,
в эту самую минуту пришла четвертая и последняя те­
леграмма, несущая успокоение. В ней было сказано, что­
бы я ехала дальше, что есть возможность переслать мне
мои деньги частью в Берлин, частью в Париж... Сразу
лампы вспыхнули ярче. Минск снова отодвинулся в
ночную глубь. Проводник сказал:
— Ну, теперь спите спокойно до границы. Вот вам
второе одеяло. Теплее будет.
Колеса, испуганно притаившиеся, снова запели.
И словно в награду за перенесенную печаль, Виль­
гельм Эренпрайз, улегшийся на верхней койке, свесив
вниз голову, рассказывает мне на сон грядущий свою
последнюю и самую лучшую историю,— ту, которую
рассказывают не всякому и не каждый день.
— Я познакомился с ней в Тироле,— начинает рас­
сказчик в полосатой пижаме.— Она была учительница
14

и в Тироль приехала отдохнуть, эта красивая, отваж­
ная и мужественная девушка. Она была сирота и сама
пробилась в жизни. Звали ее Ингеборг.— Он делает
небольшую паузу и продолжает: — Должен сказать,
что это была настоящая Ингеборг.
Неизвестно, что мой спутник хотел сказать своим
«настоящая Ингеборг». Может быть, он думал о героине
одноименного романа Келлермана. Но так или иначе он
вложил в это слово частицу души. И мне тоже начинало
казаться, что в нем, в этом имени, заключено действи­
тельно очень много красоты, мужественности и отваги.
Ингеборг!.. В этом имени сверкание снега на холодном
солнце, горячая крепкая рука в меховой рукавице, твер­
дость, уверенность, румяные губы и серые глаза. Я ду­
маю, а Вильгельм Эренпрайз продолжает:
— Мы полюбили друг друга. Она играла в гольф
лучше, чем я, и я подумал: «Мы с ней вдвоем выиграли
партию у англичан. Она и в жизни мне будет такой же
подругой и помощницей, как на ледяном поле. Она и в
жизни будет для меня хорошей партией». Но это только
для сердца. Потому что она была бедна, и мои родители
не хотели слышать о ней. А сам я был молод. И мы рас­
стались. Но вот теперь я думаю... Конечно, хорошо,
когда у невесты есть деньги, а жених устроен так, что
можно сразу свить себе гнездо. Но теперь я думаю: так
ли уж это важно? Мы поумнели после войны. Так ли
уж это важно: деньги?
«Так-ли-уж-это-важ-но-день-ги»,— повторяют за ним
колеса. Вильгельм Эренпрайз умолкает и, уже засыпая,
произносит:
— Настоящая Ингеборг...
«На-сто-я-ща-я-ин-ге-борг»,— утверждают
колеса.
А за окном летят километры, и все меньше остается их
до границы.
Глава 2
НОВЫЙ СТОЛБЕЦ

Желая отделить старое от нового, начинают с новой
страницы и называют это главой. Новая страница, новая
глава, новый столбец — все это означает: остановись,
15

подумай, соберись с мыслями, оглянись и потом иди
дальше. Пограничная станция Столбцы, с ее на ред­
кость подходящим названием, преследует те же цели:
оглянись, остановись, предъяви свой паспорт, дай рас­
смотреть свой чемодан на предмет папирос и икры и по­
том ступай дальше.
Столбцы — чрезвычайно чистенькая пограничная
станция. Она светло выложена кафлями, словно газо­
вая кухня новобрачных. Багажные столы сверкают,
как в операционной. Собственно, это так и есть: на них
потрошат чемоданы и разглядывают их внутренности.
Газетные киоски благоухают свежим деревом настолько
невинно, что даже старые потрепанные газеты выглядят
там привлекательнее...
В Столбцах пересадка. Советский паровоз и вагоны,
как усталых лошадей, отводят в конюшню, --">