Вениамин Александрович Каверин - Собрание сочинений в 8-ми томах. Том 7

повторению мотива; кто не знает, как старчест­
во близко к детству? — писал Герцен.— Вглядитесь, и вы
увидите, что по обе стороны полного разгара жизни, с ее
венками из цветов и терний, с ее колыбелями и гробами,
часто повторяются эпохи, сходные в главных чертах. Чего
юность еще не имела, то уже утрачено, о чем юность меч­
тала без личных видов, выходит светлее, спокойнее и так­
же без личных видов из-за туч и зарева».
Так ко мне вернулось детство, которое судит и приго­
варивает «без личных видов», беспристрастно и строго.
3

Няпя Наталья берет меня с собой в баню, и, оглу­
шенный гулким стуком шаек, плеском шлепающейся
воды, наплывающими и тающими облаками пара, я делаю
открытие: у женщин есть ноги! Последнее младенческое
впечатление покидает меня: до тех пор мне казалось, что
у женщин ноги начинаются там, где кончается юбка.
...Мы живем на Завеличье, в казенной квартире. Раннее
летнее утро. Я слышу отрывистые команды фельдфебеля
Лаптева, солдаты маршируют по розовому, косо освещен­
ному солнцем чистому плацу. Мне четыре года. Я лежу в
широкой постели между отцом и матерью и, полупроснувшись, чувствую, как широкая твердая рука отца тянется к
матери через меня. Почему я начинаю бороться с этой ру­
кой? Кажется, мать стыдит отца, а он смеется, и мне по­
чему-то становится страшно, когда я вижу его белые, све­
тящиеся из-под усов красивые зубы.
Мне еще не было шести лет, когда я понял, что такое
бессонница. Я забыл уснуть, как Саша, мой брат, идя в
гимназию, забывал дома завтрак. Я задумался, и минута,
когда я засыпал, прошла. Теперь нужно было ждать, ког­
да снова придет эта минута,— следующей ночи.
Это было грустное и странное чувство — все спали, весь
дом, весь город, и только я один лежал в темноте с откры­
тыми глазами. Потом это стало повторяться: задумываясь,
я забывал уснуть и уже заранее ждал и боялся, что в эту
ночь снова забуду.
9

Я лежал и думал. Беспокойство, о котором я прежде
не имел никакого понятия, овладевало мной: все ли дома?
Отец ложится не поздно, но мать иногда возвращалась с
концертов после полуночи, я представлял себе, как она
идет по Кохановскому бульвару, где в прошлом году за­
резали женщину, и мне становилось страшно. Я спал в
маленькой комнате, переделанной из чулана, и мне было
слышно все, что происходило в доме. Помню, как однаж­
ды я стал беспокоиться: дома ли Преста? — у нас собак
всегда называли музыкальными именами: Легата, Стакката... Черный ход запирался на тяжелый засов, который
я не мог отодвинуть, и пришлось лезть во двор через ку­
хонное окно. Земля холодила босые ноги, и было страшно,
что на дворе так темно, но еще страшнее, что меня могут
увидеть. Я прошел заброшенное место вдоль забора, обог­
нул дом. Сонная толстая Преста вышла из будки и лениво
лизнула мне руку.
Все тише становилось в доме. Вот легла мать, Саша в
соседней комнате с кривым полом сунул под подушку «Пе­
щеру Лейхтвейса» и мгновенно заснул. Вот и отец про­
шуршал прочитанной газетой, погасил свет, захрапел. Те­
перь спал весь дом, и только я лежал и думал.
...Лавочник, немец, красный, с седой бородой, говорит
тоненьким голосом. Мы с мамой заходим к нему, поку­
паем масло — восемнадцать копеек фунт. Неужели правду
Сашка сказал, что у него серебряная трубочка вместо
горла?
...В лавке Гущина пол посыпан опилками. Арбузы —
горками. В ящиках — апельсины. Он — почтенный, в бе­
лом переднике, разговаривает не торопясь, все время улы­
бается. А нянька сказала, что он собственную дочь со­
гнал со света. Куда согнал? Она говорит: «сжил»...
...Старик Розенштейн ходит в генеральской шинели.
Отец сказал — из кантонистов. Отставной генерал, в семье
каждый год кто-нибудь кончает самоубийством: сперва —
студент, а этой весной — епархиалка Вера. Я один раз ее
видел — румяная, с косой. Выбросилась из окна. Интерес­
но, сколько у Розенштейна детей? Кажется, много. Все
равно жалко.
...Мама каждое лето подумывает снять дачу в Черняковицах, там дешевле, никто не снимает, потому что ря­
дом дом сумасшедших. Почему отец как-то жалко захо­
хотал, когда поручик Рейсар с серьгой в ухе спросил:
«Правда ли, что вы собираетесь снять Ноев ковчег?»
10

Отец — бравый, с усами, на груди медали, и все смотрят
на него, котда, махая палочкой, он идет сразу за коман­
диром полка впереди своего оркестра.
Почему --">