Юрек Бекер , Давид Гроссман , Василий Семенович Гроссман , Ежи Анджеевский , Марек Хласко , Ежи Косинский , Эли Визель , Леон Юрис , Исаак Башевис-Зингер , Евгений Александрович Евтушенко , Аарон Аппельфельд , Синтия Озик , Макс Жакоб , Лея Гольдберг , Пауль Целан , Натан Альтерман , Иегуда Амихай , Иоганнес Бобровский , Нелли Закс , Ида Финк , Юлия Мееровна Винер , Станислав Выгодский , Матвей Михайлович Грубиян , Фридрих Торберг , Геррит Ахтерберг , Ицхак Каценельсон , Итамар Яоз-Кест , Цви Колиц , Авнер Трайнин , Корнель Филиппович , Аарон Зуссман , Марио Сац , Меир Визельтир , Дан Пагис , Натан Зах , Дэнис Кеванс , Александр Розенфельд , Джек Ример (рабби) - Опечатанный вагон. Рассказы и стихи о Катастрофе

времени и концентрации, а итог — восемь книг за тридцать лет, и каждая книга — три-четыре года жизни. С утра до вечера за письменным столом.

Американский писатель с польской фамилией, он считает себя евреем. Но и поляком тоже, мальчиком из города Лодзь, выросшим на польской истории и польской литературе. „Откуда это желание писать?.. Традиция повествования — чисто еврейская традиция, никто не умеет делать этого лучше.

Эта традиция пришла к нам из Библии… Иудаизм для меня — это бесконечное преклонение перед чистейшими элементами бытия и жизни. Ключ к моим новым вещам — это наше прошлое, история нашей мысли, вот почему я читаю Талмуд — я нахожу там новые формы для своих вещей“. Он говорит, что писать о еврействе нужно, не касаясь Катастрофы. Ибо писать о ней значит не только популяризировать жертвы, но и говорить об архитекторах этого дьявольского проекта. „Пропагандируя Катастрофу, я оказываюсь винтиком в пропагандистской машине Геббельса. Каждый раз, когда я в гневе хлопаю дверью истории, я слышу, как изнутри мне отвечает немецкий голос“»^[6].

Не справился с жизнью и другой прошедший сквозь Катастрофу автор: весной 1970 года в Париже он прыгнул с моста в воды Сены. В картотеке полиции значилось: «Пауль Лео Анчель, гражданин Австрии, 1920 года рождения, еврей, литератор, в Париже проживал постоянно с 1950 года». Читатели знают его по псевдониму Пауль Целан. Уроженец города Черновцы (сегодня там есть улица его имени), сын лесоторговца, он был воспитан в традиционном еврейском духе, освоил начала иврита. В доме говорили по-немецки, но он знал несколько языков, в том числе русский, и с 28 июня 1940 по 22 июня 1941 года имел советское гражданство. В годы нацистской оккупации потерял родителей и чудом выжил в румынском трудовом лагере. В 1945 уехал из СССР в Румынию, а в 1948, когда в Вене вышел его первый поэтический сборник «Песок из урн», сумел перебраться в Австрию и затем переселился в Париж. Целан жил литературным трудом, писал стихи и много переводил, в частности с русского на немецкий (Блока, Есенина, Мандельштама). Отграниченный от мира грузом пережитого, он старался разложить давившую его тяжесть по строкам стихов.

Одно из самых знаменитых стихотворений Пауля Целана — «Фуга смерти» — не связывается ни в повествовательный, ни в лирический сюжет. Апеллируя к полифонической музыкальной форме, оно подчинено единому трагическому ритму разобщенных голосов: узники и нацисты, бесправные жертвы и опьяненные властью насильники, тип нордический — и ставшие пеплом семиты. Двумерного листа книги и одномерного луча строки не хватает для того, чтобы воссоздать сложную картину Катастрофы (о чем тоже пишет в своем эссе Эли Визель). Образы-эмблемы метят типические ситуации уничтожения — расстрелы у края вырытого пленниками рва, травля собаками, кремация удушенных в газовых камерах и душегубках. Но рядом с жертвами неизменно присутствует палач: он не только убивает, он скучает по семье, пишет письма в далекую Германию, вспоминает свою любовь. Все это противоборствует и сосуществует одновременно: голоса перебивают друг друга, повторяют сказанное, потому что борются с нехваткой координат поэтического текста подобно тому, как найденная европейскими художниками перспектива преодолела отсутствие на холсте третьего измерения.

С жанровой точки зрения, псалом (на иврите техила) означает славословие. Библейские псалмы славят Господа, и даже жалуясь на тяготы судьбы, псалмопевец восхваляет Создателя, поскольку признает Его исключительную способность менять порядок вещей. Псалом Целана тоже обращен к Нему, хотя Он является поэту через Свое отсутствие. Я не знаю, разуверился ли Целан в Боге, но даже если так, безбожие воспитанного в религиозной семье еврея иное, чем мировоззрение потомственного атеиста. Ставший безбожником или критикующий свою религию еврей всю жизнь полемизирует с Богом, которого хочет и не умеет вычеркнуть из картины мира. Таков был Иегуда Амихай, не простивший Богу Катастрофу и в стихах постоянно споривший с Ним.

В «Псалме» Целана поражает другое: как и в Торе, человек у него подобен Создателю, поэтому коль мы — Ничто, то и Он оказывается Никто. Это отражение библейского подобия подчеркивается и в цитированном уже стихотворении Дана Пагиса «У меня был другой создатель… И я убежал к нему… Дым к всемогущему дыму без образа и без тела» («Свидетельство»),

Пауль Целан смотрит на --">