Владимир Михайлович Андреев - Два долгих дня

на колени и о чем-то задумался. А может, выражение у него такое, будто он всегда думает.

— Значит, так, Селезнев, — говорит командир роты, прицеливаясь глазами в сторону лощины. — Слева у тебя река, прямо — болото. Справа, как мне сказали, минировано, там пэтээровцы… Там порядок….

Селезнев глядит влево, прямо, вправо — куда показывает командир.

— Там никого нет, — кивает ротный на лощину. — Понял?

— Понял, — отвечает Селезнев.

— Вообще через болото они вряд ли пойдут. Но на всякий случай. Поэтому ты здесь. Понял? Значит, тут копай, — взмахом руки командир показывает, где копать. — Тут по ячейке выроешь… Пулемет, чтоб туда и сюда. Понял?

— Понял, — повторяет Селезнев.

Командир роты прячет карту, хмурый, исподлобья, взгляд его скользит по лицу сержанта. Красивый парень, этот Селезнев! Командир роты замечает это как-то неожиданно и сам удивляется.

— Ты из каких мест будешь?

— С севера… Из-под Архангельска.

— Ох, черт возьми! — восклицает ошарашенно командир роты. — Далеко. Далеко забрался! — повторяет он, и лицо его проясняется. — А я еще дальше. С Урала, родом с Урала, — уточняет он, и взгляд его снова становится официальным. — Слушай, Селезнев, на твоей ответственности это болото. Смотри… — И, помолчав, добавляет совсем сухо: — К вечерку подошлешь кого-нибудь для связи… Ну…

Движением локтя командир роты отводит полевую сумку назад, козыряет и, повернувшись, шагает туда, откуда они только что пришли. Полевая сумка хлопает по его тощему заду. Проходя мимо солдат, ротный останавливается на минуту, смотрит задумчиво, словно что-то припоминая, и, обращаясь к сержанту, говорит резко:

— Сейчас же окопаться!..

2

— Ну, вот, я же говорил: подходящий пляж… — бурчит Симоненко, глядя вслед удаляющемуся командиру роты.

— Шиниязов, Тарабрин, берите лопаты, — командует сердито сержант. — А ты, Забелин, будешь наблюдать.

Прищурив глаза, сержант смотрит в сторону лощины, потом себе под ноги.

— Вот здесь копайте, — взмахом руки он показывает, куда должен идти окоп. Намечает, где должен быть угол. — Ну, вот так… Приступайте, — говорит он и вдруг хмурится: — Почему оружие оставили… Вы соображаете?

Тарабрин толкает Шиниязова в бок и кричит ему в ухо:

— Винтари захвати сюда, слышишь?

Шиниязов, мешковато повернувшись, бежит к кустам ольшаника, где лежат винтовки. Потом он возвращается, кладет винтовки на пригорок.

Симоненко издали наблюдает за ними и, не дожидаясь понуканий сержанта, берется за пулемет. Все происходящее как будто его не касается, угрюмо двигая бровями, он отвинчивает ствол, достает ветошь, лицо с пробивающейся на скулах черной щетиной серьезно.

— Вы, шевелитесь, — говорит сержант.

— Понятно, понятно, — ворчит Тарабрин, кидая на землю пилотку. — Перекусить бы сначала.

— Пока не зароемся — нечего и думать. Ты что — не чувствуешь? — Он строго смотрит на Тарабрина. — Копайте, потом вас подменят Забелин и Симоненко. Симоненко, — кричит сержант, — ты останешься за меня. Пойду полазаю тут, посмотрю.

Сержант спускается через поле вниз, к лощине. Кустики можжевельника, верхушки чахлых березок — то тут, то там мелькнет его фуражка; вот, наконец, он скрылся совершенно. Тарабрин, тяжело вздохнув, берется за лопату. Он обрубает дерн с одной стороны, с другой, получается это у него ловко, чувствуется-, такая работа ему не впервой. Потом оглядывается вокруг, расстегивает воротник гимнастерки. Напротив него — Шиниязов, склонившись, плюет на ладони.

— Черт, какая твердая, — бормочет Тарабрин, выгребая землю.

Шиниязов не слышит и молча, краснея от натуги, налегает на лопату.

Тихо кругом. Застыли вдоль реки кусты орешника. На противоположном берегу пламенеют стволы сосен. Часа три потребуется, чтобы вырыть этот окоп. А потом? Один и тот же солдатский вопрос, на который никто из них не может сейчас ответить. Земля, которую они ковыряют лопатами, должна им помочь, земля — их спасение на этом взгорке. Так бывало всегда, так будет и сейчас…

Неподалеку, обхватив руками винтовку, сидит Забелин, тощий, неуклюжий, напряженно смотрит по сторонам. Солнце светит ему в спину, поблескивает на плывущей в теплом прозрачном воздухе паутине, гладит плечи, щекочет шею, --">